– Что ты предлагаешь, Ален? – начал рассуждать Серж. – Сидеть по каютам, уткнувшись в свое горе, и твердить, схватившись за голову: «Ах, как хреново, как хреново! Как же так случилось?» Надолго нас хватит, как ты думаешь?
– Да, – буркнул Михась, стараясь не раздражать лишний раз Алену. – Война войной, а обед по распорядку. Даже в такой, насыщенной адреналином, атмосфере.
– Я не это имею в виду, – возразила Алена, сжав кулачки. – Я лишь хочу, чтобы вы не делали вид, словно ничего не случилось. Случилось! И по-другому больше не будет! Назад не вернется! Ни переиграть, ни прожить заново не получится. Этого не исправить!
Внимательно наблюдая за старостой, Петр подумал, что великий Константин Станиславский на его месте сейчас встал бы и воскликнул «Не верю!». То ли переигрывала Чубак, то ли откровенно фальшивила… Не так должна переживать женщина потерю близкого человека. Вернее – ставшего близким совсем недавно. Это ж какой драматический поворот в душе должен произойти: полюбить и почти тут же потерять. Петр не знал, как это все должно выражаться, но чувствовал, что не так.
– Мы, кажется, медики, и должны трезво и прагматично относиться к подобным фактам, – неожиданно заявила Элла, Петр даже перестал жевать. – Люди смертны, живая ткань подвержена старению и, как результат этого старения, – смерти. От этого никуда не уйти, эликсира вечной молодости, «средства Макропулоса» пока не изобрели. Да, романтичного в смерти мало, но… это данность, объективная реальность. Поэтому…
– Ты еще скажи, данная нам в ощущении, – вставил злобно Михась. – Мы, медики, должны трезво и прагматично… сидеть сложа руки и ждать своей участи. Между прочим, Лизавету до сих пор не нашли. Никто не знает, жива ли она…
Петру вдруг пришла в голову мысль: если Матарас умер от капельницы, то какая кровь стекала с Эллы в душе? И чья была кровь на ноже, с которым она ночью бродила по палубе? Ведь не в кетчупе же, в конце концов, она измазалась!
И где этот самый нож? По идее, Элла с ним должна была вернуться в каюту. Увы, он не видел – с ножом или без него – вернулась в каюту его бывшая супруга.
– Кстати. – Серж неожиданно поднял руку с вилкой. – Не мешало бы уточнить, кто последним видел Лизавету…
– Очень интересно, – живо отреагировал Михась. – Давайте вспоминать. Я с ней общался на палубе часов в десять вечера, когда вышел покурить. Меня, кстати, видел наш Пуаро.
Петр почувствовал, как краснеет. Скорее всего, последним Лизавету живой видел именно он. Причем при очень пикантных обстоятельствах.
– Что-то наш Эркюль помалкивает, – произнес вкрадчиво Серж. – Мы тут надрываемся, версии выстраиваем, а он сидит, ухмыляется в свои бельгийские усы, хотя наверняка знает гораздо больше нас. Это, в общем-то, его работа. Пусть ответит хотя бы на такой простой вопрос: когда он видел последний раз Лизавету? Что-то подсказывает мне, ему есть что сказать.
Все повернулись к Петру. Он понял, что дальнейшее молчание сделает его лицо точным подобием свеклы, тяжело поднялся и в наступившей тишине произнес:
– Мне скрывать нечего. Да, Лизавета провела ночь у меня в каюте.
Вздох, пронесшийся по ресторану, его ничуть не удивил, он понимал, что сказанное для многих – как снег на голову. А для таких, как Михась, например, – как красная тряпка для быка. Вон как набычился! Жаль, что из-за нарастающего гула не слышно, как скрипят его зубы.
Этот гул должен был вот-вот разразиться взрывом всеобщего негодования. Это почувствовал Серж и вскочил с поднятыми руками:
– Коллеги! Друзья! Давайте дадим выступить Фролову, давайте сначала послушаем, а потом начнем прения. Говорите, подсудимый!
– Уверен, вы знаете, по крайней мере многие из вас, – начал Петр, не обратив внимания на подкалывание Гамаюна, – что мы с Эллой в разводе. Поэтому свободны в отношениях… Вчера у нас с Лизаветой возникла симпатия, причем взаимная…
– Ой, что делается, что делается, – заворковала староста, потом, перекрикивая всеобщий гвалт, вскочила со стула и начала курсировать между столиками. – Меня сегодня допрашивал, я так доверительно все поведала, как на духу… Вроде все понял. Я доверилась тебе, разоткровенничалась. А сам-то! Куда мир катится! Петя, и ты такой же? Ну, дела! Черт-те что!
– Кто еще желает высказаться о том, как я низко пал в его глазах? – жестко поинтересовался Петр, стараясь не смотреть в глаза Элле. – Давайте смелее, другого подходящего момента не будет. Швыряйте в меня камни, ну! Вытерплю!
Сидевший за соседним столиком Михась гневно раздувал ноздри, играл желваками, дергал кадыком. Он готов был сжечь Петра своим взглядом, но воспламеняющие способности его, похоже, в это утро подвели.
– Я хочу высказаться… – голос супруги прозвучал тихо, но гвалт смолк, будто сказанному сопутствовала вспышка мощного биополя, заставившая всех замолчать.
Петр почувствовал, как колотится сердце в груди, и десять раз пожалел, что признался во всеуслышание. Пусть бы сидел, как помидор, но молча, стиснув зубы. Пусть бы умер от стыда, только бы не слышать всего этого.
– Может, не стоит? – пробормотал он тихо, чтобы слышала только Элла.
– Почему же? По-моему, самое время, – громко ответила она. – Это я настояла, чтобы мы с Петром продолжали изображать супружескую пару. Ему я сказала, что опасаюсь ненужных расспросов, что вы вряд ли в курсе. У всех дела, заботы, какое вам дело до наших взаимоотношений. Но это не так. На самом деле у меня была… другая цель.
Петр услышал странный звук и не сразу понял, что это скрежещут его зубы. Быстро сел, налил себе минералки и залпом выпил. Он не узнавал свою супругу. Всегда скрытная, недоверчивая, предпочитавшая смолчать, она выворачивала душу наизнанку перед людьми, которых не видела долгие годы! Кто-нибудь сможет объяснить ему, что за метаморфоза произошла с ней за эти полгода, что они не вместе? Кто ее перекодировал? Казалось, не только он мучился этим вопросом – все сидели, в буквальном смысле раскрыв рты, и завороженно слушали.
– И какова же была истинная цель вашей авантюры? – наигранно продекламировал Серж в полной тишине. – Поведайте суду присяжных!
– Ах ты гнида! – Петр рванулся к гинекологу, сжав кулаки, но оказавшийся поблизости официант схватил его за плечи, потом подбежали другие и усадили Фролова на место. На Сержа все зацыкали, кто-то из женщин даже замахнулся, чтобы отвесить ему пощечину.
– На самом деле я хотела восстановить наш брак! – почти прокричала Элла, стукнув кулаком по столу. – На самом деле я хотела доказать Петьке… этому чурбану… как нам было хорошо вдвоем. А теперь одиноко и мне, и ему. Но с самого начала…
Петр положил руку ей на плечо:
– Хватит, Элк, не рви сердце себе и мне…
– Отстань. – Она резко скинула его руку. – Теперь-то чего уж! Поздно. Ты все сказал. Теперь я скажу, моя очередь. Так вот… на чем я остановилась? С самого начала все пошло не так, не по заготовленному сценарию. Словно кто-то внес коррективы в самый последний момент.
