— Изабелла не совсем… нормальна, — говорил он.
— Мне все равно, какая она, — отвечала Вивьен. — Она — часть твоей жизни, поэтому важна для меня.
Джио был благодарен ей за понимание. Вивьен хотелось, чтобы ее бескорыстие было более искренним. Вместо этого ей казалось, что она играет: просто говорит Джио то, в чем он нуждался, боясь, что они отдалятся друг от друга. Ей так хотелось начать все с чистого листа, но на подсознательном уровне девушка понимала, что сделать это будет непросто. И вот наконец раздался его звонок: «Она готова».
Тем же вечером Джио заехал за ней. Он улыбался с такой надеждой и предвкушением, что при взгляде на него все переворачивалось внутри Вивьен. Ей было просто необходимо поладить с Изабеллой. От этого зависели их отношения. Девушка нервно сглотнула, одергивая подол изумрудного платья. Она потратила целую вечность на то, чтобы одеться, отбрасывая один наряд за другим в поисках чего-то более красивого, классического… Более изысканного, в конце концов. Ей было не совсем понятно, почему во всем этом была нотка соперничества, словно ей нужно было выглядеть красивее и загадочнее, чем Изабелла, будто они соревновались за внимание Джио.
Сам он твердил, что Изабелла слишком чувствительна. Они так долго жили только вдвоем, что появление другой женщины в их доме могло шокировать Беллу. Другой женщины… Вивьен едва смолчала. Как так вышло, что теперь в роли другой женщины именно она?
— Она видит, насколько счастливым ты меня делаешь, — объяснял Джио. — Мы стараемся защищать друг друга. Она захочет увидеть ту, что украла мое сердце.
Эти слова казались ей странными, словно сердце Джио ранее принадлежало Изабелле. Со временем в представлении Вивьен Изабелла стала какой-то властной императрицей, которая повелевала Джио. Неудивительно, что он не хотел съезжаться со своей девушкой. Неудивительно, что не хотел приводить ее домой. Понятно, почему отвечал отказом на каждое ее предложение провести вместе выходные. С тех пор как Вивьен узнала об Изабелле, эти темы больше не поднимались. Их невозможно было затронуть. Вивьен казалось, что, даже задавая ему вопросы, она поступает неуважительно, оскорбляя тем самым соглашение, которое существовало между братом и сестрой задолго до ее появления в их жизни.
Собственные отношения, казалось, отступили на второй план. Но она любила Джио и знала, что он отвечает ей взаимностью. Он был достойным благородным мужчиной и именно поэтому заботился о своей сестре. И именно поэтому Вивьен влюбилась в него с первого взгляда.
Глава семнадцатая
Италия, лето 2016 года
В поместье Барбаросса есть таинственный сад. Едва приехав, я заметила дверь в одной из кирпичных стен, но времени осмотреться у меня не было, пока Адалина не распорядилась проверить розы в Овальном саду. Адалина раздает указания с таким нетерпением, что я не всегда осмеливаюсь переспросить, если не поняла, так что часто просто киваю, говорю, что все сделаю, не имея представления о том, что от меня требуется.
Так было и с Овальным садом. Потребовался час, чтобы понять, что в округе нет ничего, что могло бы так называться. И только подойдя к стене оранжереи, я снова заметила дверь, которую видела раньше. Ручка откололась, осталась только замочная скважина. Я надавила, и дверь поддалась.
За стеной — разрушенный рай. Я могу только представить себе, как выглядел этот сад, когда за ним ухаживали. Из круглых клумб выглядывают заросли роз, камелий, жасмина, там, где раньше, видимо, были овощные грядки, разрослись полевые цветы. В этом есть первобытная красота. Это место дарит умиротворенность, время будто спрятало его от чужих глаз и отдало на милость природе. Я уже привыкла к тишине поместья, но тишина здесь совершенно особенная, нарушаемая лишь случайным хлопаньем крыльев птиц, когда они ныряют в старую голубятню, стоящую между двумя скамейками. Интересно, кто сидел на них, любуясь этим магическим пространством? Дерево выцвело и растрескалось от времени, но скамейки все еще хранят память, ожидая от меня чего-то, но я просто девушка в окружении бабочек.
Я вспоминаю, как мы с мамой работали в саду и как я пыталась сохранить растения после ее смерти. Это казалось мне важным. Мне даже удалось ненадолго привить сестрам интерес к саду. Они вынимали из почвы червей, бегали туда-сюда в резиновых сапожках не по размеру и хихикали, качаясь на подвешенных на старой яблоне качелях. После этого я помогала им отряхнуть землю с коленок, и каждое утро мы проверяли рассаду в крохотных горшочках, которая вытягивалась на наших глазах, стремясь к небу.
— Отправляйся домой.
Я подпрыгиваю от испуга и хватаюсь за сердце. За моей спиной стоит Сальваторе.
— Ты напугал меня. — Я поворачиваюсь к входу, где он стоит, держа в руке вилы с развернутыми к земле зубьями.
— Отправляйся домой, пока не поздно. — Сейчас он кажется больше и не таким древним. Я вспоминаю, как он взвалил мои вещи себе на плечи, этот сильный человек. Он преграждает мне путь к выходу.
— Слишком поздно для чего? — Я сначала удивляюсь, что мы беседуем по-английски, но потом вспоминаю, что Сальваторе провел здесь десятки лет, выполняя инструкции Вивьен.
— Вода доберется до тебя, — говорит он. — Вода забирает всех.
Его тусклые зеленые глаза глядят в никуда.
Он не в себе последние тридцать лет. Синьора держит его из жалости.
Я вспоминаю детали головоломки. Тридцать лет или около того — столько же прошло со времени заметки в La Gazzetta о происшедшей в замке трагедии. Перед глазами проносятся Макс, ключ от всех дверей, чердак, записка, приоткрытая дверь Вивьен…
— Ты не сможешь это остановить, — говорит Сальваторе, — я попытался однажды. Она закричала. Она была волком, зубастым и кровавым. Хотела меня убить. Никогда не трогай его — так она сказала. И они еще зовут сумасшедшим меня. Она хотела меня убить. Тебе надо домой.
Пальцы Сальваторе крепче сжимают рукоять вил, загоняя их еще глубже в землю.
— Да ты и не сможешь, — говорит он с тенью улыбки, — они говорят, что я не отличу черное от белого, но я все вижу. Я все знаю. И я знаю о тебе.
Во рту у меня пересыхает. В воздухе повисает угроза. Небо темнеет.
— Что ты знаешь?
— Я вижу это в твоих глазах. Они такие же, как у нее. Ты не попадешь домой. Ты сделала что-то плохое, такое же плохое, как и она, и вода найдет тебя.
Я пытаюсь пройти мимо, но он преграждает мне путь.
— Я видел ее, — говорит он. — Она купалась в нем в темноте, обмывала себя водой, прямо в ночной рубашке, чтобы она впитала больше воды. Я слышал запах воды, черный запах, черный на черном, трава и земля, глубокая-глубокая земля. Мылась, как будто сможет когда-то быть чистой. Я видел ее. Мертвую.
Я отталкиваю его, выбираюсь через дыру в стене наружу и бегу через террасу к замку, едва держась на ногах. Воздух обжигает легкие, я вижу высокое небо надо мной, и земля готова к моему падению — солнце уже согрело гравий. Фонтан в бассейне напоминает о неискупимом грехе.
