* * *
В доме я встречаю Адалину, спускающуюся по лестнице. Она выглядит больной.
— С вами все в порядке? — спрашиваю я, переводя дыхание.
Адалина благодарит за заботу в своей странной манере — раздражение, унижение, доведение до отчаяния. Я, будто пойманный на шалости ребенок, жду, что за моей спиной появится Сальваторе и корявым пальцем ткнет в меня, обвиняя в чем-то.
Однако Адалине не до меня.
— Нормально, — отвечает она.
Но я вижу, что это не так. Горничная бледна, под глазами тени. Кажется, она не спала, и я думаю о таблетках Вивьен, доставленных недавно. Наверное, Адалина провела с ней всю ночь. Она хватает плащ и сумку в холле.
— Куда вы идете? — У меня нет права задавать такие вопросы, и выражение ее лица подтверждает это.
— Синьора ждет. Мы скоро вернемся.
Тяжелая дверь закрывается, и через секунду я слышу хруст гравия под колесами удаляющейся машины Вивьен. Я провожаю ее взглядом. По широким плечам в водителе можно узнать Адалину, но я не вижу Вивьен. Я представляю себе, что она лежит на заднем сиденье, мучимая своим таинственным недугом, вынужденная пренебречь своим страхом перед окружающим миром и показаться ему — или хотя бы доктору. Эта картина совсем не сочетается со старыми фотографиями Вивьен, которые я видела раньше. Она была роскошной красавицей, востребованной актрисой, мир был у ее ног. Почему все изменилось?
Я смотрю на фонтан, как будто он может дать ответ.
Подойди ко мне. Подойди. Подойди и посмотри.
Ноги сами несут к нему. Я упираюсь рукой в шершавый холодный край и смотрю на свое отражение. Надо мной проносятся бесформенные облака, они видны в воде так отчетливо, что кажется, будто именно там они настоящие, а на небе лишь копия, и на какой-то миг я думаю, что так и есть, что все настоящее — там, а здесь, наверху, — лишь отражение, я сама — лишь отражение, что реальный мир и зазеркалье поменялись местами. Я погружаюсь в эту химеру, одновременно жуткую и гипнотическую. Сердце бешено бьется, вот-вот что-то произойдет. Я задерживаю дыхание, и в тот же миг за моей спиной появляется лицо — отвратительное и гротескное, с безумными, дикими, сумасшедшими глазами.
У меня перехватывает дыхание, я пытаюсь сохранить равновесие, опершись о камень. Вокруг никого. Мне показалось, что я слышала детский смех, но рядом никого нет.
* * *
Меня захлестывает адреналин. И, прежде чем успеваю подумать, я иду в бальный зал и достаю ключ. Нужно несколько секунд, чтобы найти его, несколько секунд паники, что моя тайна раскрыта и ключ был перепрятан, но вдруг…
Нашла!
Вместо того чтобы вернуться и закрыть дверь чердака, что было бы единственным разумным поступком, я направляюсь в комнату Вивьен. Ее дверь, как и следовало ожидать, закрыта на замок. На секунду я сомневаюсь, что ключ подойдет, но все же он поворачивается, тихонько скрипнув.
Я внутри.
Спальня Вивьен выходит окнами на посыпанную гравием дорожку и кипарисовые деревья и обставлена под стать хозяйке — роскошная, но не устоявшая перед безжалостным временем. Тяжелые алые портьеры я видела еще в тот день, когда мы говорили, истертый ковер с богатым орнаментом (так и вижу его на восточном базаре в окружении драгоценностей), итальянские пейзажи, искусно написанные, но поблекшие от солнца, в рамах, с которых облетает позолота.
Кровать выглядит странно. Там, где должна стоять шикарная кровать с балдахином, на которой Вивьен в мехах и бриллиантах могла бы возлежать в Голливуде с бокалом шампанского, стоит узкая больничная кровать с металлической рамой. Рядом с ней столик на низких ножках, чтобы подавать еду лежачему, и склянка для питья. Все как в больнице. Голый матрас. Пахнет уксусом.
На длинном туалетном столике стоят в ряд несколько мраморных бюстов с разными париками, от них веет беспомощностью и безнадежностью, мысль о том, что такая роскошная женщина утратила былую красоту, обезоруживает. Неудивительно, что она не хочет встречаться со мной.
Что меня поражает в комнате, так это отсутствие каких-либо напоминаний о прошлом. Ни фотографий, ни книг, ничего личного, что могло бы рассказать о ее интересах, ее любовниках или надеждах. Остались ли у нее еще надежды? На картинах ни одной человеческой фигуры. Я вспоминаю человека с портрета на лестнице, мертвого, но такого удивительно живого. Бывал ли он здесь? Стоял ли там, где сейчас стою я, любил ли он Вивьен, обнимал ли ее в постели?
Ее призраки стали моими призраками, по крайней мере некоторые из них. Я думаю о любви, которую потеряла, вспоминаю звук его голоса, когда я позвонила ему сразу после того, как его жена совершила это… и полную тишину. Я не могу больше поддерживать отношения с тобой. Но что, если я по-прежнему хочу этих отношений? Что, если я не выживу без них?
Я осторожно открываю гардероб Вивьен. Здесь пахнет затхло, видно, его редко открывают, и содержимое объясняет почему. Восхитительные дорогие платья из шелка и атласа с кружевами — я могу оценить, как роскошно одевалась Вивьен. Какие вечера проводили они в Барбароссе? Как выглядела Вивьен, спускавшаяся по лестнице с тянущимся следом шлейфом из тонкой ткани? Был ли с ней мужчина, готовый поддержать ее руку? Любовались ли гости идеальной парой?
В самом низу шкафа есть полка. Я приседаю, ожидая увидеть ряды туфель, скрытых под длинными юбками, но вместо этого нахожу книгу в кожаном переплете. Поверхность ее бордовой обложки слегка растрескалась, как глазурь на вчерашнем торте.
Страницы пожелтели. На них нет дат, просто отрывки текста, на некоторых отмечены дни недели, на других — нет. Я листаю беспорядочные неразборчивые записи, пока в конце не останавливаюсь на одной, датированной воскресеньем:
Мне нужна помощь. Я не знаю, сколько еще смогу это выносить. Я не могу больше жить как пленница в собственном доме. И мой ли это дом? Был ли он когда-то моим? Или он с самого начала принадлежал ей? Ей и ему, вместе… Несколько дней, больше я не смогу здесь. Поймет ли он наконец? Или это будет означать ее победу? Она так это видит, я знаю. Но я не могу уйти. Не сейчас. На карту поставлено слишком много. Я видела, как она за мной наблюдает. Она хочет забрать то, что принадлежит мне. Но не получит.
Я убью ее раньше, чем это произойдет.
По спине бегут мурашки, пальцы, сжимавшие страницу, побелели.
Снаружи я слышу, как гремит дверца машины.
Я прячу дневник на место, закрываю гардероб и осматриваю комнату в последний раз, прежде чем закрыть за собой дверь. Я бегу по лестнице вниз в надежде увидеть наконец женщину, о которой столько знаю, но машина припаркована и пуста, а в холле — тишина.
* * *
Ночью я думаю о дневнике Вивьен. Я так хочу прочесть его от начала до конца! Вспоминаю отрывки, части головоломки начинают складываться, а затем снова распадаются. И вдруг я понимаю, что думаю уже о другом. Меня захватили тени прошлого, живущие в доме у фонтана, Вивьен, Сальваторе и их трагическая тайна…
