Я уставилась на них, глаз не могу отвести. Люба обернулась и тоже замерла. А потом вдруг встала, подошла к мальчишкам и говорит с горечью:
— Эх! Мы ради вас худели! А вы!
— А что мы? — растерялся Сорокин и протянул Любе хот-дог. — Ну… вот, держи!
— Люб, — начала я, но сказать ничего не успела.
Люба вмиг уничтожила хотдог. Сорокин уставился на неё во все глаза. Не потому, что она стала красавицей-фотомоделью. А потому, что Люба оказалась самым быстрым в мире поедателем сосисок в тесте. Малинин на меня покосился и слойку с повидлом к себе придвинул. Вот так жадина! Я фыркнула и сказала:
— Знаешь, Малинин, ты на меня лучше на уроках не смотри!
После школы по дороге домой Люба спросила меня:
— А что у тебя на обед сегодня?
— Борщ мама сварила, — вспомнила я.
— Тогда идём к тебе! — решительно сказала Люба.
Решительности она не утратила ни когда топала со мною рядом, ни когда разыскивала борщ в холодильнике, ни когда разогревала его и уплетала за обе щеки. А я не могла заставить себя съесть ни ложки.
— Тебе опять подумать надо? — с сочувствием спросила Люба. — Без этого никак?
— Никак, — вздохнула я.
Но как тут было не задуматься? Две недели люди худели — и, выходит, зря? Обидно как-то, я уже в джинсы начала влезать, которые в прошлом году носила. Если бы есть так сильно не хотелось, вообще красота была бы.
Мои сомнения разрешила мама. Когда она вернулась с работы, Люба уже доедала борщ, выскребая его из кастрюли ложкой.
— Хорошо, что вы борщ доели! — обрадовалась мама. — А то я решила на диету сесть и похудеть немного.
— Мама! — воскликнула я. — Диета — это ужасно. Даже не пробуй. На обед суп из воды, на ужин сено.
Мама засмеялась и сказала, что мы, наверное, сидели на какой-то неправильной диете. В доказательство она открыла книжку про здоровое питание, которую купила по дороге домой, и показала статью, где написано, что можно есть и фрукты, и овощи, и мясо, и даже хлеб — и при этом не толстеть. Главное, есть всё это в разумных пределах. А для того, чтобы эти пределы определить, в книге была таблица калорий.
Люба посмотрела в таблицу, сыто икнула, сказала, что с борщом свой план по калориям выполнила на неделю вперёд и отправилась мыть кастрюлю. А мама стала готовить низкокалорийный салат.
— Только стимул нужен, — задумалась мама и вдруг воскликнула: — Знаю! Я буду ради папы худеть.
— Не надо, — сказали мы с Любой.
А я пояснила:
— Мы тоже из-за мальчишек худели. А Малинин таким жадным оказался. Папа тебя и так любит. Зачем ради него худеть?
— Правильно! — подхватила Люба. — Давайте худеть для себя! Я ещё одну диету нашла. Шоколадную. Говорят, на ней многие наши звёзды похудели. Там только шоколад надо есть. И кофе пить без сахара.
— Для себя самой можно и на шоколадной диете посидеть, — согласилась я.
Но мама сказала, что мы просто попробуем рационально питаться. А на шоколадной диете обязательно посидим. Пару часиков. В каком-нибудь кафе. Как только принесём домой по три пятёрки каждая.
Про колготки, клей и мороженое
Пришли мы с Олеськой на школьную дискотеку в честь Восьмого марта. Рано пришли. Музыка, конечно, играет. Бодро поёт Рианна, но для кого? Никто же не танцует, все стесняются. И мы сели на стулья — стесняться. Стеснялись, стеснялись, а потом вижу: в класс Ромка заходит.
— Пошли, — говорю, — Олесь? Надо же кому-то начинать.
— Да ну, — морщится, — не люблю я Рианну. Да и танцевать не очень люблю.
А Ромка прямиком ко мне идёт. Подходит и говорит:
— Чего, Свет, не танцуешь? Пошли? Надо же начинать кому-то.
Я обрадовалась, со стула вскочила и вдруг чувствую, что колготками за стул зацепилась. У меня внутри всё замерло, я ногой — дрыг! И чувствую — трых! Порвались колготки. Прямо под коленкой — на самом видном месте. Я на стул обратно — плюх!
— Ты чего? — удивился Ромка. — К стулу прилипла?
— А-а, — замялась я, — передумала я. Рианну не люблю. Ты иди пока, а я следующей песни подожду.
Олеська на меня покосилась, а я ей незаметно, глазами, на ногу показываю и губами одними шепчу: — Дырка! — Олеська сразу всё поняла. Девчонка же! Да ещё и лучшая подружка.
А Ромка, конечно, не понял. Так и стоит, на меня смотрит.
— Ну, иди, — говорю, — Ром, иди, танцуй!
А он на пацанов оглядывается. Тут до меня дошло: они же засмеют его. Пошёл девчонку приглашать, а вернулся один, как лопух какой-то. И тут моя Олеська встала, руку Ромке протянула и говорит:
— Давай я вместо Светы с тобой станцую! Я Рианну просто обожаю.
Вот умница, выручила меня! Хорошо, что на друга положиться можно. Отошли они. Я осмотрела дырку на колготках. Ничего так, не очень большая, но и не маленькая.
Народ стал потихоньку подтягиваться. Рома с Олесей танцуют, но вдруг моя подружка кивнула ему и отбежала к нашей классной. Та что-то ей дала. Олеська — ко мне. Подбегает, суёт тюбик.
— Держи, — шепчет, — это клей! Дырку заклеить.
Я её чуть не расцеловала. Но она дальше побежала — с Ромкой меня выручать. Я поскорее дырку клеем замазала, крышечкой завинтила тюбик и стала ждать, когда Олеська вернётся.
Тут как раз медленную композицию пустили. Вернулась Олеська, уселась рядом.
— Спасибо, — говорю и тюбик ей в руки сую, — выручила. Я тебя, Олеська…
Закончить я не успела. Ко мне снова Ромка подходит. И приглашает!
На медленный танец. Сердце у меня так и заколотилось.
Встаю я медленно. И вдруг… Вдруг ощущаю, что стул вместе со мной поднимается. Я на место. И стул — бум! — на место. Я снова встаю! А стул — за мной!
«Да что же это такое?» — думаю, а Олеська тем временем:
— Что, Светик, выручить тебя?
Я молча кивнула. А что делать? Со стулом вместе идти танцевать, что ли? Ромка, я и стул?! Вот такой медленный танец. Просто очень медленный.
Пошла Олеська снова меня выручать. Тюбик с клеем на стол положила. Глянула я на тюбик и ойкнула. Это клей «Момент» оказался! Это же такой крепкий клей! Папа им даже ножку к столу приклеивал.
Вернулась Олеська.
— Ты что, — говорю, — натворила? Ты же меня навеки к стулу приклеила!
— Я для тебя старалась, — обиделась Олеська, — чтобы дырку заклеить попрочнее! Ой, Ромка идёт! Ром, я тут, — Олеська помахала ему рукой.
