Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 26
А за окном голод и холод. Они вдвоем трогают мир своими руками, заставляя сглатывать голодную слюну и ежиться от промозглых отвратительных мурашек, лазающих по спине. Я стою у окна в некрасивой рубашке до пола, свет выключен, и в коридорах уже никто не вытирает пол грустными, растоптанными тапками. Далекая Луна смотрит прямо мне в глаза, отбрасывая мою неуклюжую тень на кровать, а затем на пол, до самой двери. Моя тень некрасивая! Она как вывернутый наизнанку халат, как брошенный черный человек с длинными руками, как силуэт небесной пыли, в проекте пола одинокой палаты. Тень опаздывает за моей рукой, она стала опаздывать после операции, я заметила. Мы поссорились с моей тенью, почти навсегда! Я слышала ее недовольный голос, голос моей тени! И совсем не видно решеток за ночным окном, они растворились, засыпанные белой крупой из небесного магазина. Мне уже тепло, тепло от ночного неба и далеких горящих огоньков одиноких людей. Только громкий телефон звонит на столе у медсестры, а затем красиво молчит, отдаваясь коридорным эхом. В коридоре все равно кто-то живет, на большом пространстве от угла, пахнущего йодом, до угла, где лежат странные инструменты человеческого здоровья. Я смотрю на набухшую пустотой ночь за окном, и мне кажется, что это будет вечно, без солнца, уже навсегда. Сашка! Забери меня отсюда! Мне страшно! Без тебя я падаю, я разучилась балансировать, я упаду обязательно! Помоги мне! Сашка! Снег совсем не похож на небесную росу, он омывает стекло, сползая медленно вниз, целыми пластами. Дверь скоро скрипнет, я этого очень боюсь, войдет медсестра и уколет меня на ночь каким-то ядом мутного цвета. Из открытой двери вылетит ветер и догонит мои волосы, а после ее укола я отправляюсь вместе со своей слабостью в постель и закрою ресницы. Я ничего не чувствую, только потрескивания старой двери и шорохи гуляющих по потолку мух. Я слышу прыжки зимних кузнечиков, их разговоры с пауками о перемирии и достойной жизни в углу. Я не сплю, я лежу молча, переставляя собственные вены, из ног в руки и наоборот, так удобно, после ядовитых уколов, заводной куклы с кухонной улыбкой садиста…
Мысли – мои тополя, бросающие пушинки в недолгий полет. Они стоят прямо перед моим окном, эти зимние тополя, как солдаты, без листьев с голыми ветками, разбрасывая вокруг много зимнего пуха. Сашка! Я уже не знаю, где снежинки, а где пух. Завтра придет доктор с вопросами, я обязательно у него спрошу, где же правда об этих белых крупицах, летающих вокруг моего окна. Не спиться мне, совсем не сплю, я думаю о тебе и не смею думать о нас, потому что нас никогда не было, был ты, любящий жизнь, и была я, любящая тебя. Получается, что я тоже любила жизнь через тебя… Богатство, целых две любви, твоя к ней и моя к тебе. Увидеть бы обоих и обнять! Помнишь ту рубашку, что я подарила тебе на Новый год, целую тысячу лет назад? Там вторую пуговицу я пришивала нитками с заговором, они будут хранить тебя в жестоком мире мусорных ведер, грязных подъездов, твоей старой двери и скрипучих перил твоего дома. Сашка! Как долго я не видела твое лицо и твои смешные уши? Как долго? Я закуталась в два тоненьких одеяла и скрутилась в себя, поджав ноги, я думаю о тебе. Фонарь неугомонный светит прямо в потолок, перебивая лунные лучи света, палата пуста, я даже сомневаюсь, что я еще здесь, на кровати, у пустого подоконника. Кто-то шаркнул в коридоре тапочками и прошел мимо моей двери, скрипнула кровать в соседней палате за стеной, кто-то усмехнулся. Я часто подслушиваю врачей, они говорят, что я больна, но после операции я уже буду здорова и ты меня заберешь, ведь правда? Ты же заберешь меня, Сашка? На подоконнике лежит пустой пакет, уже без меда, без апельсина, все съел зимний кузнечик, но я не обижаюсь на него. Обман, большой обман, тоскливая зима и очень мягкая сила. Уже совсем скоро Новый год, через какие-то минуты. Во всех многоэтажках горит свет, а здесь темно и тишина, потому что все давно уже спят. Я совсем не помню, что нужно делать под Новый год? Я знала, что-то нужно делать, но я не помню! Смотрю на циферблат своих маленьких часов, нарисованных на листке, там стрелки сошлись на двух знакомых цифрах – один и два. Какая странная цифра и очень знакомая мне! Я стараюсь вспомнить, чтобы это значило – эти цифры наверху циферблата? Я точно помню, что я знала, но сейчас могу только догадываться, что это что-то особенное. Под одеялом снова тепло, носки согрели мои ноги, но за окном воет ветер, расстреливая стекло холодной крупой, я съежилась, и мне страшно одиноко. Мне кажется, что я никому не нужна, даже тебе, большому и сильному, я не нужна этому городу и его улицам, я не нужна дорогам и всем этим людям. Я нужна только этой больнице, где все стены пропитаны болью, криками и старыми покрасневшими тампонами. Ловлю себя на мысли, что завтра будет новое светлое небо с белым отражением тополиного снега и новый день что-то переделает в моей жизни и в твоей тоже. Я в крепдешиновом платье с фиалками вразлет, спрячу себя в складках ткани и буду наблюдать за твоими сильными руками и колючим подбородком, за твоим упрямым носом и шрамом под левой бровью. Мне ничего не снилось здесь, ко мне не приходят сны, ко мне приходит черное покрывало после укола мутного ядовитого шприца. Эти уколы, как раскаленные гвозди, раздирают мое бедро и руку, они приходят мне в голову быстро, очень быстро, закрывают все мысли и уносят меня в горячий черный дом, где тишина звенит, как клавесин. Уже скоро придет она, в белом плаще, с заколками за ушами, со шприцем в руке, и будет улыбаться. У меня снова дрожат руки, шея и подбородок! Сашка! Забери меня отсюда! Забери! Сашка!
– Но позвольте, доктор! Какую ей операцию сделали? Что это за бред она написала? На улице восемнадцатое мая! Какой, к чертовой бабушке, Новый год? Она что совсем уже того?.. Куда я ее такую ненормальную заберу, она ходила по дому и ловила невидимых кузнечиков руками… Я натерпелся, доктор! Я не спал! Сегодня она ловит кузнечиков, а завтра ночью – вонзит мне нож в глотку! Это же непредсказуемый сценарий фильма ужасов! – нервно и возмущенно выдал мужчина в потертых джинсах, со шрамом под левой бровью.
– Александр! Вы же прочитали письмо? По-моему, там все ясно и прозрачно, не нужно быть психиатром с высшим образованием. Я по работе своей обязан тоже читать письма пациентов, чтобы понимать, куда их уводит невидимая шизофрения! Никакой операции не было и не могло быть! Вы же взрослый человек, у нас здесь нет хирургического отделения! Вы это понимаете?
– Она что – настоящий «шизик»? – спросил сильный мужчина с небритым лицом и поднял густые брови чуть вверх.
– У нас нет такого понятия, как «шизик», в связи с медицинской этикой. У нее вялотекущая шизофрения с возникновением ярких мозаичных, ярко описываемых образов с температурными изменениями тела! Вариант не очень частый, не очень распространенный, но очень затяжной!
– А надежда есть, на выздоровление? – снова спросил слегка обрадованный и сильный мужчина в красивой клетчатой рубашке.
– Ну что вы? Какое там выздоровление! Забудьте о ее выздоровлении навсегда! Это же сумеречная зона, там эхо с пуговицами и газовые облака, там нейроны не обмениваются полученной информацией из ушей и глаз. Это изучают уже двести лет – и никто не вышел из сумеречной зоны, никогда, ни у одного мирового светила! Дверь закрыта, можно войти, неизвестно как, и нельзя выйти! – медленно и доходчиво ответил доктор. – У меня вопрос к вам! Она просит ее забрать домой, что вполне возможно, и она совсем безопасна для вашей дальнейшей жизни, хотя… всякое может быть, уж поверьте моему опыту. Так вы будет ее забирать?
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 26
