— Разумеется; приказывайте, госпожа, — поклонился граф. — Вы узнаете все подробности обольщения моей кузины, как только гонец съездит в Шантильи и привезет ответ на мой запрос.
— Раз вы уходите, скажите тем, кто ждет, что сегодня утром я больше никого не приму. У меня немного болит голова.
— Это будет очень жестоко по отношению к юному Жюлю де Мери! Он ждет, по-моему, почти три часа. Мальчик страдает, Иможен! Это видно с первого взгляда, он весь извелся.
— Не говорите о нем, — передернула плечами Иможен. — Он мне наскучил. С ним страшная тоска! Я запретила ему появляться здесь, но он оказался так глуп, что ослушался моего приказа.
— И все же вы хоть сколько-то его любили, а этого достаточно, чтобы поглотить его тело и душу, как случилось еще со многими, — упрекнул ее граф.
Иможен засмеялась:
— Любила его! Дорогой мой, неужели вы до сих пор не поняли, что я никогда никого не любила, разумеется, кроме себя?
— Я поклонник истины, но иногда она меня пугает, — заметил граф Меттерних.
Он поцеловал руку Иможен и повернулся к двери.
Какой напыщенный стал Клеман, думала она; а ведь когда-то… Правда, ходят слухи, что у него тайная связь с герцогиней д'Абрантес, но с Клеманом ни в чем нельзя быть уверенной. Он слишком сдержан, слишком учтив и замкнут, когда дело касается женщины. Вот уж кто себя не выдаст!
Иможен потянулась, зевнула и посмотрелась в зеркало. Было еще рано, а встреч до вечера у нее ни с кем не намечалось. Она дотронулась до колокольчика; горничная вошла неслышно.
— Скажи графу Жюлю де Мери, что я приму его, и позаботься, чтобы нас не беспокоили, пока я не позвоню тебе.
Она подумала о молодом Жюле де Мери, но почему-то в глазах у нее стояло лицо человека с утомленными серыми глазами и забинтованной темной головой.
Однако именно в этот момент Арман вовсе не выглядел утомленным. Он сидел на диване в апартаментах Рэв и слушал сплетни, которые ей рассказали вчера вечером.
— Говорят, граф Луи де Нарбон был последним любовником Марии-Антуанетты. Думаете, это правда?
— Почему бы не спросить его? — ответил Арман.
— Нонсенс! — отрезала Рэв. — Я лишь передаю вам то, что мне сказала принцесса Полина. У нее о каждом найдется какой-нибудь фантастический анекдот, но она добра ко мне, и не скрою, мне это льстит.
— Не пойму почему, — пожал плечами Арман. — Да, она сестра императора, но его семья обязана своим положением исключительно ему. Вся их помпезность и снисходительная любезность просто смешны, если подумать, кем они были, пока Наполеон не возвысил их.
— Такой же несносный, как моя двоюродная бабушка! — вспыхнула Рэв. — Помните, как она…
Нет, Арман не может помнить свою встречу со старой герцогиней. И в качестве маркиза д'Ожерона он никогда ее не видел. Рэв быстро сменила тему:
— Зачем император вызывал вас вчера вечером?
— Он спросил меня, согласен ли я стать его личным адъютантом, когда окрепну, — ответил Арман.
Рэв вскочила с кресла.
— Арман! И вы мне не сказали!
— Вот сейчас говорю.
— И как вы намерены поступить?
— Разве у меня есть выбор? — удивился Арман. — Я думал, это следует понимать как приказ императора, которому надо подчиниться или умереть. Я поблагодарил за честь и сказал, что как только доктор Корвизар сочтет меня пригодным к службе, тотчас буду в его распоряжении. А пока что, как и собирался, займусь устройством вашего замужества.
— Он что-нибудь сказал на это? — спросила Рэв.
— Да, он напомнил мне, что сегодня приезжает граф Жиль де Дюрье, и отзывался о нем в самых высокопарных выражениях. Ему самому, похоже, не терпится повидать графа.
— Вы знаете, почему император так к нему относится?
— Нет, — ответил Арман. — Что-то особенное?
— Принцесса Полина сказала мне, что это последний и самый ценный его астролог.
— Астролог? Это все объясняет! Я слышал, Наполеон не вступает в битву, не посоветовавшись со звездами, и даже в поход берет с собой гадалок, Я этому не верил, но теперь склонен думать, что это правда. Меня беспокоит его отношение к графу: он до небес превозносит этого человека!
— Значит, если я откажу де Дюрье, мы навлечем на себя гнев и враждебность императора.
— Бросьте! Бони любит, конечно, чтобы его желания выполнялись, но не может же он зайти так далеко, чтобы требовать от девушки, которую и видел-то два раза в жизни, выйти замуж за человека, который верит в планеты и несет всякую чушь!
— Кое-кто не считает это чушью!
— Ну, если вас интересует мое мнение, то все это чушь от начала до конца! В чем-то этот ваш император может быть велик, но в чем-то ничтожно мал!
— Почему вы сказали «этот ваш император»?
— Разве я так сказал? Наверное, я имел в виду тех, кто так с ним носится.
Рэв помолчала, потом заметила, стараясь скрыть досаду:
— Вчера вечером вас удостоила внимания герцогиня де Монестье…
Арман откинул на подушки голову и закрыл глаза; на губах его заиграла улыбка.
— Арман, вы находите, она очень красива?
Арман открыл глаза.
— Кто? Принцесса Полина?
— Разумеется, нет! Мы же говорим о герцогине де Монестье!
— Она довольно хороша, но в свое время я встречал женщин не хуже. Если честно, Рэв, мне здесь скучно! Я никогда тут не был, но почему-то все кажется мне давно знакомым и приевшимся! Все эти церемонии, люди, их манерничание, притворный смех — право, меня одолевает зевота. Давайте вернемся в Вальмон!
Рэв вся зарделась от счастья… но тут же свет перед ней потух.
— Вы забыли, что через несколько дней Вальмон больше не будет принадлежать мне!
— Да, действительно. Но ведь император обещал щедро заплатить за него?
— Это будет приданое для его любимого астролога! — с горечью произнесла Рэв.
Уловив ее тон, Арман выпрямился и протянул ей руку.
— Подумайте, Рэв! Если мысль об этом браке делает вас несчастной, клянусь, я смогу воспрепятствовать ему, нравится это императору или нет! Но ведь как-то вечером, когда мы говорили об этом, вы сами настаивали, чтобы я не перечил. Вероятно, поэтому я и согласился помочь императору надеть вам на палец кольцо!
— Да, все так.
Рэв встала и отошла к окну, повернувшись спиной к Арману и уставясь на фонтаны в саду.
Сказать ему сейчас или еще немного подождать? Он еще не готов к путешествию. Доктор Корвизар считает, что ему еще неделю-другую нужно провести в покое. «Он должен окрепнуть, мадемуазель, — сказал он. — Пока никаких танцев и верховой езды». Ему нельзя скакать верхом! А если Арману придется бежать из Фонтенбло, то именно верхом… и солдаты Наполеона погонятся за ним.
