Глава 1
1818 год
Лакей в богатой ливрее поспешно распахнул тяжелую дубовую дверь, и из дворца стремительно выбежал виконт Окли. Его лицо, обычно приветливое и открытое, теперь исказилось от бессильной ярости, упрямый подбородок дрожал. Одним прыжком он преодолел каменные ступени и бросился к своему щегольскому фаэтону.
Схватив вожжи, он стегнул кнутом по крупам лошадей, и те рванули с места с такой стремительностью, что мальчишка-грум, державший их под уздцы и немного замечтавшийся от долгого стояния, едва успел отскочить в сторону.
Через несколько мгновений фаэтон был уже далеко от дворца. Мчавшиеся галопом лошади несли его с бешеной скоростью вниз по дороге, прочь от ненавистного дома, так что гравий летел из-под колес. У ворот имения разгневанный возница резко, буквально на одном колесе, развернул упряжку влево.
Поднимая густые клубы пыли на немощеной дороге, виконт вихрем промчался по деревне, и удивленные жители долго смотрели ему вслед, гадая, с чего бы такая спешка в их сонных и мирных краях.
Фаэтон летел так около трех миль, затем лошади начали уставать и постепенно перешли на легкую рысь. Однако их возница даже не заметил этого. Погруженный в одному ему ведомые, но явно невеселые мысли, он глядел прямо перед собой; его серые глаза потемнели от гнева, рот упрямо сжался в узкую, прямую линию, подбородок выдвинулся вперед.
Виконт был исключительно хорош собой — мужественное и располагающее к себе лицо с правильными, почти классическими чертами, тонкая талия, широкие плечи; он считался одним из лучших спортсменов в Джексоновской академии бокса для джентльменов.
Помимо этого он мог по праву стяжать и лавры искусного возничего, когда ему попадалась хорошая упряжка лошадей. Не имел он себе равных и в стипль-чезе, скачках с препятствиями.
При таких бесспорных достоинствах он, конечно же, пользовался немалым успехом у особ прекрасного пола, особенно с тех пор, как удостоился чести быть принятым в избранный круг придворных щеголей. Эти легкомысленные прожигатели жизни ничто так не ценили — помимо карточной игры, где проигрывались целые состояния, — как возможность похвастаться перед приятелями своей очередной победой над какой-нибудь «несравненной» прелестницей.
Лондонский светский сезон близился к концу. Одной из его самых ярких звезд стала на этот раз мисс Ниоба Баррингтон. Одним взмахом густых ресниц эта красавица пленила сердца не одного десятка джентльменов. Впрочем, такой бурный успех юной особы никого не удивлял, ведь она была не только прелестна, но и обещала принести будущему счастливцу немалое приданое.
Правда, как утверждали злые языки, ее отец, сэр Эйлмер Баррингтон, был «далеко не подарок». Тем не менее он обладал огромным состоянием и прилагал немалые усилия, чтобы дать это почувствовать всем окружающим.
Когда подросла его единственная дочь, он все свои старания направил на то, чтобы Ниоба привлекла к себе внимание лондонской аристократии. В его дворце давался один бал за другим, по своей пышности далеко превосходивший все прочие торжества, устраивавшиеся в столице королевства в этом сезоне.
Он готов был демонстрировать свое щедрое гостеприимство любому аристократу, проявившему желание воспользоваться им. Разумеется, на определенных условиях: во-первых, этот джентльмен непременно должен быть холост, а во-вторых, он должен был участвовать в матримониальных состязаниях, за возможность оказаться перед алтарем рука об руку с юной, прелестной наследницей отцовского богатства.
Надо сказать, что виконт, чей шаловливый и зоркий глаз не пропускал ни одной привлекательной женщины, был смертельно ранен, да что там ранен — сражен наповал с первых же минут, как только увидел Ниобу.
А произошло это так. Однажды, в одном из самых престижных лондонских клубов, Уайт-клубе, он обнаружил присланное на его имя приглашение. Прочитав его, он презрительно фыркнул; оно покоробило виконта своей пышной претенциозностью, зарождавшей серьезные сомнения относительно вкуса приславших его людей. Впрочем, больше в тот вечер ему все равно было нечего делать, и он решил проявить снисходительность и отправился по указанному в приглашении адресу.
Вскоре он обнаружил, что большинство его знакомых джентльменов, также предпочитавших Уайт-клуб всем прочим, пришли к аналогичному решению и осчастливили своим появлением дворец сэра Эйлмера на Гросвенор-сквер. Хотя многие из них были настроены также несколько скептически: в прошлом им частенько приходилось убеждаться, что у богатой невесты не было абсолютно ничего привлекательного, кроме огромного банковского счета. И тем не менее все надеялись на чудо.
Но на этот раз действительность превзошла все самые смелые ожидания.
Ниоба была не просто красива, она была ослепительно хороша собой: волосы цвета спелой пшеницы, огромные васильковые глаза и кожа, при виде которой поэты во все времена лихорадочно хватались за перо и с восторгом воспевали небесную красоту дщерей земных.
И когда ее синие глаза, опушенные густыми черными ресницами, ласково заглянули в серые глаза виконта, он в то же мгновение почувствовал, что погиб.
С этого мгновения он стал добиваться благосклонности Ниобы, проявляя при этом такое неистовое рвение и такую пылкость, что удивлял этим даже своих самых близких друзей. В конце концов им пришлось признать после стольких лет знакомства, что они, оказывается, совсем его не знали.
А вот его кредиторов это не только удивило, но и в немалой степени обрадовало — они уже почти отчаялись получить назад те суммы, которые время от времени давали ему в долг, причем долговые счета виконта с каждым годом становились все длиннее и длиннее.
Его портной на радостях даже откупорил дома бутылку вина, когда до него дошло известие, что виконт, похоже, основательно «завяз», а предмет его страсти — одна из самых богатых невест, какие появлялись на лондонском горизонте за последние несколько лет.
— Да пусть даже у нее за душой не было бы ни гроша, мне абсолютно все равно! — уверял тем не менее виконт своего давнего приятеля, Фредерика Хинлипа.
— Зато ей едва ли будет все равно, если она поселится в твоем ветхом дворце, который уже давно нуждается в основательном ремонте, — ответил Фредди. — А на ремонт у тебя нет средств. Да и лошадей тебе не мешало бы сменить, и ты это знаешь не хуже меня.
Виконт соизволил слегка покраснеть.
— Фредди, я не перестаю повторять, что невероятно признателен тебе за фаэтон и упряжку, которыми ты разрешаешь мне пользоваться.
— Да ничего, пустяки, — ответил с усмешкой приятель, — вот только я порой не прочь и сам на них прокатиться!
— О чем разговор? Я немедленно верну тебе твой фаэтон. Сегодня же!
— Ладно, пользуйся моей добротой! Не станешь же ты ездить во дворец сэра Эйлмера в наемном экипаже.
