— Да, сеньор, но очень плохо, — отвечаю я по-каталонски, старательно коверкая слова.
— Это не страшно. Держи, — и он протянул мне листок — Думаю, тебе не трудно будет выучить этот стишок. Он совсем коротенький.
— Да, сеньор.
Все мои мысли заняты обещанными деньгами.
И вот наступает завтрашний день, воскресенье. Я готов намного раньше условленного часа и сгораю от нетерпения. Фанеке тоже хочется пойти, но впервые я не беру его с собой. «Не ходи один, черт возьми! Нарвешься на неприятности!» — «Дурак, ни на что я не нарвусь, — отвечаю я ему, — а вот дуро заработаю».
Причесанный и умытый, в лучших штанах и чистой рубашке, в пять часов пополудни я вхожу в парк за оградой, и Вилла Валенти открывается передо мной как сказочный сон. Посыпанная гравием дорожка выводит меня к шумному сердцу сада: большой лужайке с посаженными деревьями и зеленоватым прудом и дому с нарядным фасадом. Цветники усыпаны прелыми листьями, воздух полон их сладковатым и терпким ароматом. Я вижу автомобили и нарядных гостей, окруженных детьми и собаками; все держатся по-домашнему и разговаривают по-каталонски. Из садовой беседки перетаскивают стулья и скамейки к задней части дома, в большую полукруглую гостиную, где из мебели и драпировки поспешно возводится театральная сцена. Я замечаю человек двадцать взрослых, а еще — дети. Из репродуктора раздается тенор Эмили Вендрейля[15], исполняющего каталонские песни: «Розо, Розо, свет моей жизни...»
Я обращаюсь к господину, который, стоя на стуле, возится с проводкой, и спрашиваю, где можно разыскать дона Виктора Валенти. Господин отвечает мне, что тот репетирует в библиотеке. Листок с выученным стихотворением я держу в руке. Библиотека находится на первом этаже, но прежде чем попасть туда, мне приходится обойти весь дом, и, открыв рот, я разглядываю высокие арки, отшлифованную временем деревянную резьбу, витражи и тончайшие инкрустации, мозаичное изображение Сан-Жорди[16], и над всем этим — потолок, затейливо украшенный белой лепниной.
— А, наконец-то пожаловал мой андалусский паук, — восклицает сеньор Валенти, когда я появляюсь в дверях библиотеки. — Не обижайся, малыш, я шучу. Проходи, садись вот сюда и подожди минутку.
Сегодня сеньор Валенти одет по-другому: вместо белого костюма на нем одеяние благородного средневекового рыцаря. В руках он держит раскрытую школьную тетрадку, и, заглядывая в нее, дает указания четырем девушкам с длинными волосами, наряженным в туники. Трое актеров, одетые так же, как сеньор Валенти, по очереди читают стихи и в определенном порядке переходят с места на место. Кругом суета, полдюжины мужчин прилаживают парики и накладные бороды, а девушки надевают сверкающие ожерелья и цветочные гирлянды. В библиотеке из двух ширм устроена театральная уборная; посреди нее стоит стол, заваленный одеждой, шпагами, коробочками с гримом, париками и накладными бородами.
Я не понимаю, что творится в этом доме и для чего здесь понадобился я, но мне совсем не страшно. Только много лет спустя до меня дойдет смысл происходящего. В те времена, когда язык и культура Каталонии жестоко преследовались режимом Франко, а каталонский театр был запрещен, на Вилле Валенти, как и в некоторых других домах Эйшамплы, принадлежащих просвещенной барселонской буржуазии, тайно ставились любительские спектакли и проводились поэтические вечера. Их организовывали четверо энтузиастов, отчаянных любителей поэзии, которые открыто отстаивали права каталонцев в сфере финансов, образования, промышленности и торговли. Устраивать вечера и спектакли этим смельчакам помогали их семьи и друзья. Этих обаятельных людей окружала необыкновенная атмосфера спокойствия и доверия — так, по крайней мере, я воспринимал это в свои десять лет, — а все, что происходило вокруг, казалось скромным, но полным пламенной веры тайным обрядом, попыткой поддержать священный огонь родного языка и культуры. Театральные и поэтические вечера, похожие на семейные праздники, уютные и волнующие, стали в то время настоящими «акциями протеста». Виктор Валенти, хозяин дома, был автором и постановщиком спектакля и сам же исполнял в нем небольшую роль. Это была историческая пьеса. Действие происходило в десятом веке, во времена сарацинского ига, на христианско-мусульманской границе в местечке Аноия. Там жили и сражались отважные люди, закаленные в борьбе с маврами. Поэтическая пьеса сеньора Валенти посвящалась историческому подвигу Сан-Жорди и его победе над Чудовищем. Роль Чудовища должен был играть я, мальчик-паук.
Растолковав актерам все необходимое, сеньор Валенти протягивает мне черные рейтузы и черную майку с длинными рукавами и указывает на ширму: «Ступай туда и переоденься». Новые вещи плотно облегают мое тело, и когда я, тощий и неуклюжий, наконец вылезаю из-за ширмы, то и в самом деле смахиваю на паука. Наряд дополняют черные перчатки и черный платок с дырочками для глаз, завязанный на затылке. Я смотрю на свое отражение в зеркале, и мне становится жутко. Затем сеньор Валенти усаживает меня в мягкое кресло.
— Ты выучил стишок?
— Да, сеньор.
— Тогда прочти мне его.
Я торопливо читаю стихотворение, южный выговор удается мне на славу. Сеньор Валенти делает пару замечаний насчет произношения и интонации и говорит в заключение:
— Пусть тебя не смущает южный акцент, не скрывай его. Это как раз то, что мне надо. Сиди в этом кресле, пока я не приду за тобой. Спектакль вот-вот начнется. То, что ты должен сделать, очень просто: Гийом-де-Медиона и Сан-Жорди, два главных героя пьесы, вот они, — и он указывает на двух актеров, — посадят тебя на большой серебряный поднос и внесут в пиршественный зал. Ты будешь сидеть на подносе и изображать чудовище, спутав руки и ноги, как акробат. Изогнись посильнее, у тебя это хорошо получается: ты должен как можно больше походить на паука. По пьесе ты и будешь тем самым Чудовищем, которого сразит Сан-Жорди. Понимаешь?
— Да, сеньор.
— То есть я хочу, чтобы ты сделал то же самое, что вчера на тележке.
— Да, сеньор.
— Они поставят поднос на стол, и тогда ты должен отползти немного в сторону, как краб, просунув голову между ног. А затем, когда смолкнет музыка, ты распутаешь руки и ноги, встанешь на середину стола и, сложив руки на груди, с выражением прочтешь тот маленький стишок, что выучил наизусть. Я буду рядом и дам тебе знак. Вот и все. Сумеешь сделать, как я сказал? Ты хорошо запомнил?
— Да, сеньор.
— Если все получится, тебя ждет хорошая награда.
И вот почти два часа я сижу как приклеенный в кресле с высоченной спинкой. В библиотеке суетятся незнакомые люди. Я хочу есть, в животе жалобно урчит. В гостиной началось представление. То и дело кто-то из актеров вбегает в библиотеку и тут же выбегает обратно. Раздаются аплодисменты, слышно, как что-то командует сеньор Валенти. Чтобы немного развлечься, я ворочаюсь в кресле, и постепенно начинаю дремать. Неожиданно я просыпаюсь оттого, что сеньор Валенти легонько треплет меня по волосам и говорит: «Просыпайся, малыш, скоро твой выход». Рядом с моим креслом стоит столик с книгами, раскрашенными фигурками и маленьким аквариумом, где судорожно мечется золотая рыбка. Воду аквариума пронзает красноватый солнечный луч, и кажется, что рыбка спасается от пожара. Прижав лицо к стеклу, я не могу оторвать глаз от беспорядочных движений рыбки, пока одна из актрис не заходит за мной и не уводит меня к сцене, где ожидает сеньор Валенти.
