— Однако есть приятные изменения! Ты говоришь со мной не так, как после больницы — словно мы чужие. Нет больше этого отстраненного «вы».
— Значит, стоило написать эту любовную чушь! — пожала плечами молодая женщина, отпив вина.
— Доброй ночи! — хмуро бросил Василий и ушел в кабинет.
Акулина некоторое время сидела за столом. Ей казалось, будто она смотрится в зеркало, но не видит там своего отражения. Ей очень хотелось понять, что она упускает и какую роль в ее жизни сыграл Василий. Она не боялась что-то не вспомнить из своего прошлого, но опасалась узнать о себе нечто отвратительное, информацию, которая могла бы помешать воссоединится с мужчиной, которого Акулина теперь боготворила, — с Андреем Кирилловичем.
Молодая женщина сосредоточилась и попыталась восстановить события, о которых говорил Василий, отбросив его лиричные словесные реверансы.
— Старая усадьба… чудовище… — шептала она. — Оно сидит напротив и меня пугает его присутствие… Как я узнала, что это человек? В какой момент он снял эту шкуру?
Вдруг в голове Акулины забрезжила картинка: горящий костер посередине дома, запах сосновых веток. Кляпа уже не было, кресло-качалка, стоящее неподалеку, пусто. В комнату вошел красивый улыбающийся мужчина, которым она на тот момент была очарована. Девица радостно подпрыгнула на стуле и в три прыжка оказалась возле кабинета, торопливо забарабанив по двери своими маленькими ручками, она заголосила:
— Я тогда сказала: «Вы превратились из чудища поганого в молодца прекрасного».
— Чего? — непонимающе переспросил Василий, открыв ей дверь.
— Кто из нас деревенщина? — рассмеялась она и захлопала в ладоши, как малолетняя дурочка. — Я вспомнила! Ты появился в проходе и еще горел огонь прямо посредине зала!
Василий рассмеялся и с радости обнял Акулину, но она отстранилась, и тихо произнесла:
— Это все, что я вспомнила. Сколько лет прошло с того момента?
— Лет… двенадцать!
— Двенадцать? Что же ты со мной сделал, раз я захотела позабыть столько лет своей жизни?! — изменившись в лице, выпалила молодая женщина и поспешила в свою комнату. Это был слишком большой промежуток, который вряд ли подлежал восстановлению. И теперь она усомнилась, стоит ли ей вообще вылавливать из мутной реки-сознания то, что она забыла.
Утром за завтраком Акулина была молчалива. Еда была отвратительна, потому что ее готовил Василий и, как выяснилось, впервые в жизни.
— Надо купить другой еды! — капризно потребовала девица, почему-то боясь остаться голодной. Она брезгливо рассматривала пригоревшие комки крупы, ковыряя их деревянной ложкой.
— У меня нет денег! Я все отдал за квартиру. Пришлось продать бриллиантовые запонки…
— Твои счастливые запонки? — воскликнула Акулина и тут же испуганно прикрыла рот, не понимая, почему это сорвалось с ее языка. — Это случайность. Я не знаю, зачем я это сказала.
Акулина отвернулась в сторону окна. Его обрамляли старые пожелтевшие занавески, напоминающие паутину, сотканную искусником-пауком. Небо было серым, моросил мелкий дождь.
— И еще мне нужна одежда! Я не могу все время сидеть здесь, — мечтательно выдохнула молодая женщина.
— Куда тебе идти? В больницу?! Я слышал, как ты звала его ночью!
— Кого звала? — удивилась Акулина.
— Своего докторишку! — зло выплюнул ей в лицо Василий. Он не желал мириться с второстепенной ролью, но сражаться за ее внимание не хотел.
— Мне нужна нормальная еда и одежда! — требовательно произнесла Акулина, шлепнув ладонью по столу.
— Я же сказал: у нас нет денег!
— Тогда иди и заработай или укради — мне все равно! — отчеканила молодая женщина, глядя на Василия с отвращением. — Ты сказал, что истратил наши общие деньги. Это ты довел меня до этого состояния и похитил часть моей жизни! За тобой должок! А долг платежом красен!
Акулина встала из-за стола, и нарочито шлепая босыми ногами, скрылась за дверью своей спальни.
— Зачем я только пошел в эту больницу?! — сокрушался мужчина, не понимая, как действовать дальше.
Глава 13
Чья душа в грехах, та и в ответе
Акулина ежедневно закатывала истерики по различным поводам. Она превратилась в неуправляемую и капризную куклу, внутри которой испортился механизм. Других просветов памяти не наблюдалась и из-за этого она становилась невыносимой и несносной. Василий сбегал из дома в трактир до того момента, пока брюзжащая дева не встала с постели. Публика там была запойная, преимущественно ремесленники, портные и сапожники. Все они снимали комнаты неподалеку и обслуживали малоимущий народ. Чтобы слиться с толпой Василий начал одеваться, как рабочий: носил подпоясанную рубаху навыпуск, а шерстяные штаны заправлял в высокие сапоги. Костюм он продал и на часть денег кормил брюзжащую Акулину.
Он забирался в угол зала, не желая начинать ненужных диалогов, и ждал в компании кружки пива, пока день иссякнет.
— Ты приходишь сюда каждый день! — произнес женский голос. — Грусть-печаль свою топишь в стакане?
Он вскинул голову, перед ним стояла томноокая красивая женщина, горделиво вздернувшая подбородок, словно была королевой.
— Разве бабам дозволено шастать по кабакам? — удивился он, рассматривая ее поношенное синее платье.
— Ты допил свое пиво. Могу я тебя угостить? Василий посмотрел на стакан, на дне которого оставалось совсем немного темно-коричневой жидкости, а денег на еще одну порцию не было. Он небрежно пожал плечами и позволил женщине купить ему выпивку.
— В прежние времена я бы подобного не допустил, — произнес он со вздохом.
— Да, все мы знали времена получше! — задумчиво выдохнула незнакомка.
Нерасторопный старик в засаленном фартуке принес две кружки пива и поставил на стол, после чего также медленно удалился.
— Может, стоило и следующий заказ сразу сделать, когда он вернется, наши бокалы будут уже пусты! — отшутилась женщина, вызвав дежурную улыбку на лице собеседника. — Я — Шанита.
— Красивое имя. Вы — цыганка? — поинтересовался Василий не из-за интереса к собеседнице, а из вежливости. Было бы странно не поддержать беседу с дамой, за чей счет он пил.
— Да, я цыганка. Когда-то давно жила в таборе, но случилось кое-что непредвиденное…
— Вы влюбились в неверного, а потом вас изгнали с позором. Родился плод любви, которого не признал отец. Скорее всего, у вас был сын и его, конечно же, отобрали, — сочинил на ходу Василий. Подобные истории не были редкостью для человека, часто бывавшего в провинции. Шаниту кольнула ирония, благодаря которой он так складно пересказал ее жизнь за пару минут.
— Извините, если обидел. Я сказал это в качестве шутки, но, похоже, сам того не желая угодил в больное место. Если хотите, можете тоже меня ударить.
