Тиберий кивнул.
— Правильно, Тразиллий. Ты все правильно понял. Гай умен, начитан, сообразителен, прекрасный оратор, умеет убеждать… Но какой он внутри? Кто он на самом деле? Я много раз пытался добраться до его сущности, но он не желает снимать свою маску. При этом ему едва исполнилось двадцать лет.
— Ты должен назначить его на какой-нибудь ответственный пост. Пусть он проявит себя. Возможно, тебе удастся узнать о нем больше…
— Неплохое предложение. Но сначала я подыщу для него женщину. Может быть, ей удастся найти путь к его сердцу.
«Если таковое вообще имеется», — подумал Тразиллий про себя и с наслаждением отхлебнул отличного вина.
По желанию императора он составил для Калигулы гороскоп, но сам не смог определить по нему что-нибудь значительное. Обычный гороскоп, свидетельствующий об уме и сильном характере человека. Меркурий означал незаурядный ум, а вот Сатурн…
Тразиллий решил оставить дальнейшие рассуждения. Все имело хорошие и плохие стороны. Острый ум мог послужить благополучию страны, но позволял его владельцу обманывать других в свою пользу. Он, во всяком случае, был слишком стар, чтобы ломать голову над будущим Калигулы.
После ареста Сеяна немногие оставшиеся друзья Агриппины ожидали ее немедленного возвращения из ссылки, за которую, как все думали, нес ответственность прежде всего бывший префект преторианцев. То, что император сам хотел отделаться от своей властной, надменной невестки, знали лишь единицы. Сеян ответил за грехи многих, в том числе за грехи императора.
Маленький скалистый остров Пандатериа лежал в сорока милях от берега в открытом море; пустынный, одинокий, продуваемый всеми ветрами, населенный лишь горными козами да кроликами. Только несколько рыбаков и двенадцать охранников под командованием центуриона, которые отбывали здесь наказание, жили на острове. Их обязанностью было охранять узницу, которую поселили на севере острова в покосившейся от ветров хижине. Одна крутая тропа спускалась к морю, другая огибала дом. По ней днем и ночью вышагивали солдаты, сторожившие Агриппину, чтобы не дать гордой молчаливой женщине бежать с острова, что и без того вряд ли было возможно.
Служанка Агриппины добровольно последовала за ней в ссылку, но несколько месяцев назад умерла, отравившись плохой, испорченной едой. Уже четыре года Агриппина жила одна в полуразрушенном доме. Надежда на то, что она переживет старого императора, постепенно угасала. Она вполне могла допустить в свои сорок шесть лет, что семидесятипятилетний Тиберий умрет раньше, но долгое ожидание изнуряло, и мужество стало покидать Агриппину. Вдова Германика за эти годы постарела и стала уродливой. Плохое и недостаточное для взрослого человека питание сделали ее лицо изможденным, его покрывали глубокие морщины. Отбывающие наказание легионеры, озлобленные службой на безлюдном острове, временами вымещали свой гнев на арестантке. Чтобы унизить женщину, они целыми днями не выпускали ее из хижины, не давали хлеба, пока он не покроется плесенью, а вина — пока не прокиснет.
У Агриппины оставалась только гордость, которую она хранила как свое единственное сокровище. Мать Калигулы понимала это, и тем легче ей было принять решение покончить с бессмысленной жизнью. Два дня назад она выбросила заплесневелый хлеб и испорченную рыбу за дверь. Центурион растерялся. Как он должен поступить? Пришлось послать гонца на расположенный в пятнадцати милях Капри, чтобы тот получил инструкции по поводу этого особого случая. Сильный ветер помешал ему быстро вернуться назад, и Агриппина к тому времени стала совсем слаба. Приказ императора гласил: «Если не получается по-другому, кормить Агриппину насильно».
Центурион вместе с четырьмя солдатами явился в комнату узницы. Бледная и исхудавшая, она лежала в своей грязной измятой постели и ждала смерти. Центурион велел зажарить для нее курицу. Он подержал ее у арестантки перед носом и спросил:
— Вкусно пахнет? Император приказал тебе есть, я имею письменное распоряжение. Так что изволь подчиниться и открывай рот!
Агриппина отвернулась и сжала зубы. Женщина давно не ощущала голода, и запах жареного вызвал у нее только приступ тошноты. Когда все попытки накормить упрямую аристократку таким путем ни к чему не приведи, центурион приказал:
— Держите ее за ноги и за руки!
Легионеры выполнили приказ, и центурион попытался силой открыть Агриппине рот, чтобы впихнуть хотя бы кусочек мяса. Женщина сразу выплюнула пищу. Центурион грязно выругался и отвесил Агриппине пощечину. Она из последних сил ухватила руку плебея зубами.
Попытки продолжались и на следующий день, но безуспешно. Все, что попадало в рот Агриппины, она выплевывала, и женщину в конце концов оставили в покое.
Через сутки она впала в забытье, а еще через несколько часов умерла. Последней мыслью Агриппины было проклятье Тиберию, а за ней последовала молитва ко всем богам дать одному из сыновей возможность отомстить за ее смерть. Она думала при этом о Друзе, поскольку не знала, что он уже два года был узником в Палатинском подземелье. На Калигулу мать не рассчитывала: от этого сына, по мнению вдовы Германика, ждать было нечего.
Весть о кончине Агриппины пришла на Капри спустя несколько дней. Императора она ничуть не взволновала.
— Эта женщина сама себе навредила. Сообщите о ее смерти Гаю Цезарю, — спокойно сказал он, продолжая листать акты.
— Умерла? — спросил Калигула. — От чего?
Преторианец стоял навытяжку.
— Точно не знаю, Цезарь. Говорят, она умерла от голода. По собственной воле…
— По собственной воле? Так-так…
Судьба матери едва ли трогала его, но сердило то, что в этом был повинен Тиберий.
«Почему это старое страшилище никак не отправится к праотцам? — думал со злостью Калигула. — Почему боги не заберут его наконец? Я устал ждать. Любому терпению есть предел».
В этот день Калигула принял решение поторопить смерть августейшего деда.
Старик мог протянуть до восьмидесяти пяти, а то и до девяноста лет. Ждать еще десять или даже пятнадцать лет? Нет и еще раз нет! При этом Калигула не хотел предпринимать поспешных действий. Все надо было тщательно спланировать. Он обдумывал, с чего начать, и так и этак, и тут вспомнил о Макроне. Тиберий передал ему полномочия Сеяна. Значит Макрон и был ключевой фигурой на пути к власти. С тех пор как он стал префектом преторианцев, они не встречались.
«У нас должны быть другие отношения, С угорий Макрон, потому что ты нужен мне, как когда-нибудь я понадоблюсь тебе». Поскольку к Макрону в то время подступиться было очень сложно, Калигула решил действовать через его жену Эннию Невию: «Нужно расшевелить ее тщеславие, заставить желать большего».
С того дня он принялся ухаживать за женой префекта. Калигула разыгрывал влюбленного, подкарауливал ее везде, где только можно, беззастенчиво льстил и наконец заманил к себе в постель.
На первый взгляд двадцатилетняя Невия казалась не больше чем хорошенькой — немного капризна и не прочь поразвлечься на стороне. Макрон взял ее в жены четыре года назад, и до сих пор их брак оставался бездетным. Так как по долгу службы он часто был в отъезде и много времени проводил на Капри, Невия редко видела мужа, и, казалось, это ее вполне устраивало.
