У Мраморной Арки они сели в омнибус, и он довез их догрязного, запущенного дома на Юстон-Род, где они жили. Был уже шестой час, аСибиле полагалось перед спектаклем полежать час-другой. Джим настоял, чтобы оналегла, объяснив, что он предпочитает проститься с нею в ее комнате, пока матьвнизу. Мать непременно разыграла бы при прощании трагическую сцену, а онтерпеть не может сцен.
И они простились в комнате Сибилы. В сердце юноши кипеларевность и бешеная ненависть к чужаку, который, как ему казалось, встал междуним и сестрой. Однако, когда Сибила обвила руками его шею и провела пальчикамипо его волосам, Джим размяк и поцеловал ее с искренней нежностью. Когда онпотом шел вниз по лестнице, глаза его были полны слез.
Внизу дожидалась мать. Она побранила его за опоздание.Джеймс ничего не ответил и принялся за скудный обед. Мухи жужжали над столом,ползали по грязной скатерти. Под грохот омнибусов и кебов Джеймс слушалмонотонный голос, отравлявший ему последние оставшиеся минуты.
Скоро он отодвинул в сторону тарелку и подпер голову руками.Он твердил себе, что имеет право знать. Если правда то, что он подозревает, —мать давно должна была сказать ему об этом. Цепенея от страха, миссис Вэйнтайком наблюдала за ним. Слова механически слетали с ее губ, пальцы комкалигрязный кружевной платочек. Когда часы пробили шесть, Джим встал и направился кдвери. Но по дороге остановился и оглянулся на мать. Взгляды их встретились, ив глазах ее он прочел горячую мольбу о пощаде. Это только подлило масла вогонь.
— Мама, я хочу задать тебе один вопрос, — начал он. Матьмолчала, ее глаза забегали по сторонам.
— Скажи мне правду, я имею право знать: ты была замужем замоим отцом?
У миссис Вэйн вырвался глубокий вздох. То был вздохоблегчения. Страшная минута, которой она с такой тревогой ждала днем и ночью втечение многих месяцев, наконец наступила, — и вдруг ее страх исчез. Она дажебыла этим несколько разочарована. Грубая прямота вопроса требовала столь жепрямого ответа. Решительная сцена без постепенной подготовки! Это былонескладно, напоминало плохую репетицию.
— Нет, — отвечала она, удивляясь про себя тому, что в жизнивсе так грубо и просто.
— Значит, он был подлец? — крикнул юноша, сжимая кулаки.Мать покачала головой.
— Нет. Я знала, что он не свободен. Но мы крепко любили другдруга. Если бы он не умер, он бы нас обеспечил. Не осуждай его, сынок. Он былтвой отец и джентльмен. Да, да, он был знатного рода.
У Джеймса вырвалось проклятие.
— Мне-то все равно, — воскликнул он. — Но ты смотри, чтобы сСибилой не случилось того же! Ведь тот, кто в нее влюблен или притворяетсявлюбленным, тоже, наверное, «джентльмен знатного рода»?
На одно мгновение миссис Вэйн испытала унизительное чувствостыда. Голова ее поникла, она отерла глаза трясущимися руками.
— У Сибилы есть мать, — прошептала она. А у меня ее не было.
Джеймс был тронут. Он подошел к матери и, наклонясь,поцеловал ее.
— Прости, мама, если я этими расспросами об отце сделал тебебольно, — сказал он. — Но я не мог удержаться. Ну, мне пора. Прощай! И помни:теперь тебе надо заботиться об одной только Сибиле. Можешь мне поверить, еслиэтот человек обидит мою сестру, я узнаю, кто он, разыщу его и убью, как собаку.Клянусь!
Преувеличенная страстность угрозы и энергичные жесты,которыми сопровождалась эта мелодраматическая тирада, пришлись миссис Вэйн подуше, они словно окрашивали жизнь в более яркие краски. Сейчас онапочувствовала себя в своей стихии и вздохнула свободнее. Впервые за долгоевремя она восхищалась сыном. Ей хотелось продлить эту волнующую сцену, но Джимкруто оборвал разговор. Нужно было снести вниз чемоданы, разыскатьзапропастившийся куда-то теплый шарф. Слуга меблированных комнат, где они жили,суетился, то вбегая, то убегая. Потом пришлось торговаться с извозчиком… Моментбыл упущен, испорчен вульгарными мелочами. И миссис Вэйн с удвоенным чувствомразочарования махала из окна грязным кружевным платочком вслед уезжавшему сыну.Какая прекрасная возможность упущена! Впрочем, она немного утешилась, объявивСибиле, что теперь, когда на ее попечении осталась одна лишь дочь, в жизни ееобразуется большая пустота. Эта фраза ей понравилась, и она решила запомнитьее. Об угрозе Джеймса она умолчала. Правда, высказана была эта угроза оченьэффектно и драматично, но лучше было о ней не поминать. Миссис Вэйн надеялась,что когда-нибудь они все дружно посмеются над нею.
Глава 6
— Ты, верно, уже слышал новость, Бэзил? — такими словамилорд Генри встретил в этот вечер Холлуорда, вошедшего в указанный ему лакеемотдельный кабинет ресторана «Бристоль», где был сервирован обед на троих.
— Нет, Гарри. А что за новость? — спросил художник, отдаваяпальто и шляпу почтительно ожидавшему лакею. — Надеюсь, не политическая?Политикой я не интересуюсь. В палате общин едва ли найдется хоть один человек,на которого художнику стоило бы расходовать краски. Правда, многие из них оченьнуждаются в побелке.
— Дориан Грей собирается жениться, — сказал лорд Генри,внимательно глядя на Холлуорда.
Холлуорд вздрогнул и нахмурился.
— Дориан! Женится! — воскликнул он. — Не может быть!
— Однако это сущая правда.
— На ком же?
— На какой-то актриске.
— Что-то мне не верится. Дориан не так безрассуден.
— Дориан настолько умен, мой милый Бэзил, что не может времяот времени не делать глупостей.
— Но брак не из тех «глупостей», которые делают «время отвремени», Гарри!
— Так думают в Англии, но не в Америке, — лениво возразиллорд Генри. — Впрочем, я не говорил, что Дориан женится. Я сказал только, чтоон собирается жениться. Это далеко не одно и то же. Я, например, явно помню,что женился, но совершенно не припоминаю, чтобы я собирался это сделать. Исклонен думать, что такого намерения у меня никогда не было.
— Да ты подумай, Гарри, из какой семьи Дориан, как он богат,какое положение занимает в обществе! Такой неравный брак просто-напростобезумие!
— Если хочешь, чтобы он женился на этой девушке, скажи емуто, что ты сейчас сказал мне, Бэзил! Тогда он наверняка женится на ней. Самыенелепые поступки человек совершает всегда из благороднейших побуждений.
— Хоть бы это оказалась хорошая девушка! Очень печально,если Дориан навсегда будет связан с какой-нибудь дрянью и этот брак заставитего умственно и нравственно опуститься.
