Для начала Сергей сказал:
– Когда-то к моему отцу пришел твой отец. Он очень просил дать тебе какую-нибудь работу для того, чтобы ты приносил в дом хоть какие-нибудь деньги и тебя не считали нахлебником. Мой отец всегда помогал людям. Он знал, что никакой пользы фирме от тебя не будет. Да, он платил тебе небольшие деньги, но ведь ты их не отрабатывал. Когда папа умер, я не стал ничего менять на фирме, а сейчас понимаю, что сделал большую ошибку. Скажи мне, Саркис, как ты отблагодарил моего отца за то, что он столько лет дарил тебе деньги? Можешь не отвечать, я сам скажу. Ты опозорил его имя! Ты осквернил его дом! Ты обманом достал ключи от его квартиры и превратил ее в публичный дом! С завтрашнего дня ты уволен, и я объясню твоим уважаемым отцу и тестю, за что именно.
Если до этого Саркис сидел, опустив голову, и не смел поднять глаза на Геворкяна, то, услышав это, он упал перед ним на колени и закричал:
– Самвел Ашотович! Христом-богом заклинаю вас – не делайте этого! То есть выгоните меня с работы, я это заслужил! Но только не говорите ничего моему отцу и тестю! Отец этого не переживет! А тесть меня просто убьет!
– Ты ожидал чего-то иного за то, что так опозорил не только мою семью, но и свою, и семью тестя? – удивленно спросил Сергей.
– Простите меня! Не губите! – надрывался Саркис.
– Ни один уважающий себя мужчина не сможет такое простить, – покачал головой Геворкян. – Но у тебя есть возможность хотя бы частично загладить свою вину. Тогда я тебя уволю, но не скажу твоим родным, за что именно.
– Самвел Ашотович! – рыдал Саркис, по-прежнему стоя на коленях. – Скажите мне, что нужно сделать, и я это сделаю!
– Ответишь Ивану Михайловичу на все вопросы, но, если окажется, что ты нас обманул, пеняй на себя.
– Спрашиваете, Иван Михайлович! Я все расскажу, – практически умолял его Саркис.
И дальше я стала свидетелем своего позора, потому что это был высший пилотаж. Такой допрос даже я при всем своем опыте не смогла бы провести, чтобы в таком быстром темпе за такое короткое время выяснить все, что меня интересует. И при этом ни разу не повысив голос. А уж о том, чтобы бить Саркиса, и речи не было.
Мне было настолько стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю, чтобы больше никогда не показываться этим людям на глаза, точнее, не смотреть в глаза Сергею и Ивану.
– Да что же со мной такое творится? – практически в голос заорала я. – Что же я за дура такая? Или у меня от безделья мозги протухли? Или это свежий воздух так на меня действует? Без единого слова угрозы Иван выяснил все, что нам было надо, а я не только заподозрила его черт знает в чем, так еще, дубина стоеросовая, и вслух это вылепила! Ну не кретинка ли?!
Чтобы хоть немного отвлечься, я стала анализировать то, что рассказал Саркис.
Итак, он имел обыкновение после работы зайти в уличное кафе на проспекте, чтобы выпить чашку кофе и поглазеть на проходящих мимо девушек, причем кафе это было у него одно любимое, в другие он не заходил. Вот там-то в июле месяце он и познакомился с девушкой, которая представилась как Марина. С ее слов, она была студенткой, но никаких ее документов Саркис не видел, да и вела она себя не как студентка, а как девчонка с окраины: и говорила так же, могла и матом ругнуться и мало-мальских правил приличия не признавала. Далее. Она сказала, что ей девятнадцать лет, но поскольку Саркис оказался редкостным бабником, он уверенно заявил, что никак не меньше двадцати пяти. Марина была брюнеткой, однако на теле волосы у нее были светлые, значит, брюнеткой она была крашеной.
Когда Иван поинтересовался ее особыми приметами, выяснилось, что она вся в татуировках с ног до головы, причем разноцветных, на самые разные темы и сюжеты, у нее даже на причинном месте была татуировка «Я прикольная», но это Саркис уже потом увидел. А тогда она заинтересовала его, потому что таких отвязных девиц у него еще никогда не было.
Сексом она предложила Саркису заняться сама, сказав: «Пойдем перепихнемся где-нибудь». Но оказалось, что негде, потому что у Саркиса не было ни денег на гостиницу, ни машины, где можно устроиться на заднем сиденье. И тогда она оставила ему номер своего телефона и сказала: «Как найдешь место, позвони – очень хочется с армянином трахнуться, их у меня еще не было. Только долго не тяни, а то другого найду».
В результате Саркис наскреб денег на гостиницу, позвонил Марине, и они там встретились. Эта девица вытворяла в постели такое, что он, как он выразился, на нее запал. Марина сказала, что он ей тоже понравился, так что может и дальше звонить, и они встретятся. Через некоторое время он опять наскреб денег на гостиницу, и вот тогда она ему сказала: «Неужели у тебя нет никого из друзей с пустой квартирой? Сейчас многие отдыхать уезжают, наверняка найдешь». Тогда-то ему и пришла в голову мысль воспользоваться пустой квартирой Ашота Арамовича.
Ну как он это сделал, и так ясно. По поводу адреса Марины Саркис ничего сказать не смог, он знал только то, это где-то далеко от центра, потому что слышал, как она, тормознув машину, договаривалась с водителем. Он не слышал адреса, только слова водителя, что меньше чем за пятьсот он не поедет. А Марина ему в ответ сказала, что и трехсот хватит. В результате они сошлись на четырех сотнях рублей. Еще Саркис сказал, что она интересовалась у него, чья это квартира, и он, конечно же, рассказал.
Она вела себя там совершенно свободно, везде ходила, все трогала, все смотрела, а он боялся ее одернуть, потому что тогда она могла отказаться с ним встречаться. Подушку и одеяло, кстати, принесла она, сказав, что будет там потихоньку обживаться.
Выяснив все, на этот момент необходимое, Иван сказал:
– На тот случай, если у нас появится необходимость что-то уточнить, тебе лучше пока побыть здесь.
И Саркис на это с радостью согласился, а Сергей добавил:
– Я
