слабости, и о нем не сказали бы ни единого плохого слова. Проявитель Каллахан произнес бы речь над грудой камней его могилы, и он присоединился бы к своим братьям. Их была дюжина, и он двенадцатый. Или одиннадцатый. Где Павел?
— Павел, — прохрипел Асгред, ломая иглы в горле. — Павел! Проявитель Каллахан!
Каллахан победил Крайнона и убил Инквизитора — в этом Асгред был уверен, иначе Лысая гора не была бы разрушена до основания. Удивительным образом теперь на ее месте лежала только небольшая груда булыжников, а сама она сровнялась с другими холмами, не такими уж и высокими. Под ним не разверзлась земля и не пошла трещинами, на голову не свалились камни. Она просто рухнула и осела вниз, оставив после себя едва видимый бугорок.
Нащупав руками меч, Асгред с трудом сжал его, пальцы болели и не слушались. Кожа на них была обожжена так же, как и на лице. Сцепление с рукоятью меча должно быть полным, иначе прикосновения не получится… они никогда не носили перчаток, даже когда мороз заставлял примерзать кожу к металлу. Что ж, это была меньшая плата за возможность выжить… ноги тоже слушались не так, как хотелось бы. Асгред отправился искать братьев, хромая и стараясь не оглядываться на дохлую Берту за спиной.
— Проявитель Каллахан! Павел! — кричал он, минуя мертвого мерина, лишившегося головы.
Морда его лежала чуть поодаль, закутавшись в длинную чёрную гриву, в которой застряли мелкие обломки веток. Она вылупила глаза и смотрела на него, провожая замутненным взглядом.
В укрытии Асгред никого не нашел, зато услышал громкий смех шута и пошел на звук. Преодолев несколько высоких валунов, он с трудом забрался на один из них и взглянул вниз. Там копошились трое: полуголая девица с волосами цвета морской волны, шут в опаленном кафтане из заплаток и просто неимоверных размеров верзила со стальным шлемом на голове.
Камни, везде камни… Паяц сидел на одном из таких, так же, как и раньше схватившись за собственные башмаки с заостренным загнутым носком, раскачивался взад-вперед и смеялся. Раздетый ровно по пояс, высокий воин в кожаных штанах стоял на одном колене, пытаясь собрать кишки, вываливающиеся из его пуза. Его кровь все еще была алой… она еще не успела стать черной, а вот глаза… они уже горели зеленым. «Тень», — сразу понял Асгред, когда верзиле удалось вынуть меч храмовника из своего нутра и откинуть его в сторону. Рев боли вырвался из его толстой глотки.
Совсем рядом, на высоком плоском камне, почти вертикально вставшем, хрустальными кинжалами был распят Павел. Закаленное стекло пробило его ладони и глотку, не давая сползать телу по камню. Девушка с волосами цвета морской волны вынула сердце из его груди и поедала все еще теплую плоть. Она пробила рукой ткань туники и броню, а потом вынула его сердце. Или это сделал тот верзила? С каждым кусочком красивое девичье лицо все больше пачкалось, красные струйки текли по белоснежным запястьям. Они оставляли длинные ожоги на белоснежной коже, которые тут же заживали, только капля спуститься ниже. Асгред просто стоял и смотрел, пытаясь понять, что видит.
— Проявитель-Проявитель, червей под камнями кормитель! — прокричал шут, спрыгнув с камня через голову. Он хохотал и кружился, а потом начал клянчить кусочек сердца у девицы, но та ему отказала.
— Это мое, — протянула она мелодичным голосом, отпихнув его рукой. — Ищи себе другоое.
— Твое будет моим, — шут подскочил к Асгреду, стоявшему на валуне, глядя на него снизу-вверх, он щурился от солнца и совсем не боялся его. — Готовь свое сердце, облезлая медь, настала твоя скорбная очередь!
«Неужели у него совсем не осталось волос на голове?» — подумал Асгред, даже не удивившись, что думает сейчас о такой ерунде. Вера ушла, и внутри осталась только пустота. Мыслей нет. Тем более — достойных. А он просто оболочка, без целей и желаний. И сейчас ее пустят в расход.
Верзила за его спиной уже почти запихал кишки обратно в пузо и готов был к новой схватке — в одной его руке был меч, а в другой испульсник. Честный поединок в таком случае не предусматривался. Свое оружие Асгред оставил в пожитках на коне, и у него был только меч. Да что сделает импульсник этой скале? Только если несколько дырок в толстой шкуре, но на его подвижность это никак не повлияет. Пока в нем сидит тень, он еще долго будет сохранять боеспособность. Нужно убить его собственной рукой, только так он умрет по-настоящему… огнестрел тут не помощник.
Асгред оглянулся, не зная, что ищет глазами. Ничего, кроме разрухи, трупов и крови он не увидел.
— Он мертв, — неистово верещал шут, прыгая на месте, как обезьяна. — Мертв, мертв!
Дурак говорил не о Павле, и говорил правду — Асгред не имел поводов не признавать, что Проявитель Каллахан мертв. Никто бы не выжил после того, что случилось с горой. Даже он.
Храмовник стоял один, лишь с мечом в руке, без братьев, без наставника и без веры. Наверное, он решил умереть как герой, признаться, Асгред и сам не знал, а посему просто спрыгнул со скалы как умел — легко, как пчелка и оказался прямо перед шутом. Он зарубил его первым, отделив голову от тела. Та покатилась по камням, словно неспелая дыня. Но черный дым не заклубился из крохотного отверстия на шее, и черная кровь не пролилась. Темная невидимая сущность выскочила из горла и поскакала по камням подальше от него.
«Высший», — с досадой подумал Асгред, пожалев, что не спросил у него имя. Ну ничего, его найдет кто-нибудь из его братьев и добьет окончательно. «Или я сам», — пронеслось в голове, но Асгред откинул эту мысль. Крестоносцы без веры долго не живут.
Девка заволновалась, крепко сжав сердце Павла так, что из него брызнула кровь. Она сделала пару кругов на камне, волоча за собой ноги, словно хвост, но не покинула своего места. Несколько раз тревожно посмотрев на верзилу, они крикнула:
— Убей его!
Верзила двинулся вперед, и Асгред порхнул ему навстречу, не чувствуя боли в коленях. Он не знал, умеет ли говорить эта скала, чтобы назвать свое имя. Высший ли он, или его сущность тоже придется догонять его братьям?
Павел
