выжил. Может такое быть? Тоже может!
А что соседка только про одного внука сказала… Ну, не подумала. Выбрала сплетню поинтереснее — ту, что с трагической смертью. А про второго, выжившего, рассказать забыла.
Может такое быть? Конечно же, может.
Загнав фотографию Вячеслава в поиск, Инга вихрем помчалась по ссылкам: однокурсники, друзья, девушки. Но со всех фотографий смотрел Ярослав. Один. Без брата. Увеличивая до предела картинку, Инга отчетливо видела белую полоску шрама на левой щеке. Ярослав рассказывал, что свалился в детском саду с горки и разбил лицо. Пять швов накладывали.
Могут у близнецов быть одинаковые шрамы?
Наверное, могут…
Но с каждой открытой ссылкой надежда на разумные объяснения таяла. Потому что человек на фотографии морщил нос при улыбке, как Ярослав. Склонял голову набок, как Ярослав. Обнимал девушек за плечи, как Ярослав.
Если что-то выглядит как утка, плавает, как утка и крякает, как утка…
Наверное, это утка.
Захлопнув ноутбук, Инга вышла из дома и решительно зашагала к соседскому двору.
— Наталья, у меня к вам странный вопрос, — Инга старательно улыбнулась собеседнице, спрятав дрожащие руки за спину. — Вы, случайно, не знаете, где похоронен внук Евдокии Павловны?
Глава 21 Бесплатный сыр бывает только в мышеловке
Глава 21 Бесплатный сыр бывает только в мышеловке
Серая лента шоссе вывернулась из города, заложила крюк и обогнула автобусную остановку — где–то за ней, скрытый золотым облаком цветущей сурепки, прятался дом Инги.
От остановки действительно тянулась тонкая вытоптанная тропинка, но забирала не вправо, а влево.
С другой стороны — ну мог же Ярослав сначала идти по уже проложенной дорожке, и только потом сворачивать. Ведь мог же.
Не доверяя себе, Инга сбросила скорость до чудовищной полусотни в час, вжимаясь в правую обочину, как хромая утка. Водитель промчавшейся мимо «реношки» с удивлением поглядел на Ингу и почему-то показал большой палец.
Возможно, хотел подбодрить новичка. Потому что ну кто еще будет тащиться по загородному шоссе со скоростью черепахи?
Проехав иссушенную солнцем, облезлую акациевую рощицу, Инга свернула направо. Вскоре асфальт закончился и пошла тряская грунтовка, кое-где старательно присыпанная граншлаком. Вокруг машины поднялись белые облака едкой пыли. Вздрагивая на продавленных грузовиками колеях, «Мини Купер» мужественно тащился вперед, поскрипывая пружинами подвески. Колея шла вперед ровно, как стрела к цели. У ворота кладбища она оборвалась — как раз перед ровным вытоптанным пятачком. Именно там, по-видимому, могильщики снимали с машины гробы.
А может быть, там останавливались автобусы с провожающими.
Странное слово — провожающие.
Как будто человеку вещи до поезда помогли довезти.
Провожающие, просьба покинуть вагоны!
Сидя в машине с работающим двигателем, Инга слепо таращилась на аккуратно выбеленные кирпичные ворота кладбища. Стен у него не было, а ворота почему-то были. Висели над дорожкой, отделяя мир живых от мира мертвых.
Дрожащей рукой Инга вытащила ключи из замка зажигания. Идти было страшно. Но не идти она не могла.
Потому что… ну… это же абсурд.
Совершенно безумная ерунда.
Так не бывает.
Не может быть.
У всего этого кома безумных совпадений и не менее безумных же несоответствий наверняка имеется объяснение. Простое и очевидное, вопиюще естественное. Когда Инга узнает его, то будет хохотать как сумасшедшая. Она будет чувствовать себя полной дурой, сгорит со стыда и рассыплется в пепел.
Но даже рассыпаясь в пепел, она будет чувствовать облегчение.
Потому что этот кошмарный бред закончился.
Глубоко вдохнув, Инга рывком открыла дверцу и вылезла из машины. Поднимающийся от раскаленной земли жар дохнул в лицо, но вечерний ветер уже нес прохладу. Краешек солнца еще висел над деревьями, но тени вытянулись и истончились, растеклись прозрачной синеватой дымкой. В траве распевался хор цикад — пока нерешительно и тихонько, но амплитуда аккордов уверенно нарастала.
Инге очень хотелось вернуться. Повернуться спиной к безмолвным крестам и памятникам, сесть в машину и вернуться домой. А сюда приехать завтра в полдень. В самую адскую жару и в самый чудовищный солнцепек, чтобы солнце немилосердно заливало белым огнем землю, выжигая все, что боится света.
Но это же был полный бред.
Просто земля. Просто памятники. Просто вечер.
А если не просто… То Инга знает, как сделать мертвое действительно мертвым.
Выпятив подбородок, Инга широким шагом вошла на кладбище, подчеркнуто-небрежно покачивая брелоком. Ровные ряды могилок встретили ее тихим, дремотным молчанием. Памятники тонули в густой траве, обильно расцвеченной быстрыми мазками чертополоха, золотарника и душистого горошка.
Могила Вячеслава находилась в дальней части кладбища, где-то слева. Точнее Наталья объяснить не могла, и Инга, свернув с центральной аллеи, медленно пошла вдоль рядов, внимательно вглядываясь в черно-белые лица. Мужчины и женщины, молодые и старые, возникали перед ней на мгновение и снова исчезали в безвестности. Овсянкин Иван Пантелеймонович, 1943 – 2002. Нечаева Людмила Николаевна, 1964 – 2018. Якимкин Алексей, 1989 – 2020. Инга прошла мимо могилы братка из девяностых — выполненный в полный рост портрет изображал коротко стриженного мужчину на фоне березок и давно не модного «мерседеса». Остановилась, разглядывая портрет девушки. Удивительно нежное, словно светящееся изнутри лицо застыло на пороге улыбки. Она таилась в уголках губ, искрилась в глазах, но так и не расцвела. 1999 – 2016. Уже и не расцветет.
Мимо крохотного надгробия с выцветшим плюшевым мишкой Инга прошла не останавливаясь — и замерла, забыв как дышать. С лакированного деревянного креста на нее смотрел Ярослав. Смотрел непривычно серьезно, кажется, чуть нахмурившись — как будто фотограф был ему неприятен. Протянув руку, Инга осторожно стерла пыль с черно-белой эмали. Белобоков Вячеслав Юрьевич. 1994 – 2020.
В жесткой, иссохшей до каменной твердости земле уныло покачивались на ветру искусственные цветы. Когда-то ярко-синие лепестки выцвели до грязно-голубого цвета.
— Ну, привет, — зачем-то сказала Инга. И вздрогнула, услышав позади ответное «Привет».
Ярослав так же сидел на стуле у нее дома — крест-накрест заведя стопы за деревянную ножку. Тогда Инге эта привычка казалась забавной.
Теперь не казалась.
— Ты… это… ты… — Инга замолчала, не зная, что нужно сказать.
— Да. Это я, — Ярослав — нет, Вячеслав поднялся, и Инга, тонко вскрикнув, шарахнулась назад. Зацепившись пяткой о бетонный поребрик, она запнулась, неуклюже взмахнула руками и полетела в колючую жесткую траву. Митрофанушкин Петр Петрович — сообщила ей надпись на памятнике. Пронзительно завизжав, Инга толкнулась, попыталась вскочить, врезалась затылком в гранит и снова закричала, тоскливо и беспомощно.
— Эй, ты чего? Как ты там? — Вячеслав навис над ней,
