курьеры дружественной нам державы проехали благополучно. Бокал поммери, сэр?
Полковник Маршан согласился выпить бокал поммери. Лисья улыбка не сходила с его лица. Лицо Гавварда было холодно и вежливо… Поздно ночью он вызвал к себе Стильби и сказал, стукнув кулаком по столу:
– Проклятие: он одурачил нас…
– Кто, сэр?
– Маршан… Он имел сведения, что мы готовимся. Черт, но откуда он это узнал?
Они пристально посмотрели друг на друга.
– Ор?
– Не может быть, – сказал коротко Гаввард. – Она сама была введена в заблуждение. Во всяком случае, это надо выяснить…
Стильби согласился с этим.
Полковник Гаввард спросил:
– Как арестованный индус?
– Вполне здоров.
– Завтра я опять допрошу его.
– Слушаю, сэр…
Полковник Гаввард, помолчав, сказал:
– Стильби, все вещи опасные для… для здоровья отобраны у него?
– Конечно, сэр.
– Бритва?
– Ее не было.
– Перочинный нож?
– Даже запонки.
– Подтяжки?
– Да, сэр.
Полковник Гаввард сказал раздельно:
– Стильби, на вашей ответственности…
– Слушаю, сэр…
Гаввард отпустил Стильби и задумался. Он сидел, пыхтя трубкой, до четырех часов утра и улегся спать уже на рассвете.
Полковник Маршан также лег в это время: он разбирал груды донесений агентов до рассвета.
Леди Эдит Холлстен продолжала свой образ жизни знатной туристки. В Одессе, где на окраинах умирали от сыпного тифа и голода, в центре кипела болезненная шумная жизнь. Балы сменялись маскарадами, кабаре и кафе были переполнены; слетевшиеся со всех концов России спекулянты, бежавшие князья, помещики, банкиры и международные авантюристы шумно прожигали свои бриллианты и иностранную валюту.
Банкир Петропуло устраивал балы за балами, и леди Эдит Холлстен была приглашена как знатная гостья на один из этих балов.
В бальном платье, выше среднего роста, с драгоценным ожерельем из розового жемчуга на белой шее, с золотисто-белокурой прической пышных волос и высоко поднятой головой, дочь вождя консерваторов делила успех вечера с киноактрисой Анной Ор. Эти две женщины выделялись среди других, среди толпы приглашенных, непохожие друг на друга, как день и ночь…
Огромные черные глаза Анны Ор смотрели сегодня уверенно и горели от двух бокалов шампанского, черное шелковое платье с открытой смуглой шеей и нить ярко-красного коралла – таков был костюм Анны Ор в этот вечер.
– Кто из них лучше? – спросил Маршан у какого-то лейтенанта.
Лейтенант посмотрел сквозь монокль:
– Их нельзя сравнить, – сказал он коротко.
– Почему?
– Потому что, господин полковник, одна – дочь вождя консерваторов, леди, а другая актриса. Э?
Полковник Маршан улыбнулся:
– Но обе женщины, лейтенант…
Бальные платья и фраки мужчин, бледные и возбужденные лица; Казарин сказал сидевшему рядом с ним литератору, также бежавшему на Юг из Москвы:
– Инсценировка пира во время чумы. И какая инсценировка!..
Литератор, ставший после революции горячим поклонником шпицрутенов, Аракчеева и военных поселений и вместо новелл писавший брошюры в «Осваге», тряхнул седой, аккуратно подстриженной бородкой:
– Неудачное сравнение, поручик…
Казарин поглядел на литератора со странной улыбкой. Он хотел еще что-то добавить, но поднялся. К ним подошла Анна Ор:
– Я не мешаю?
– Просим, – сказал литератор, снова тряхнув седой бородкой, – прекрасным женщинам первое место…
Он любил женщин, но женщины не любили его, и это портило нервы этому знаменитому литератору, чьи новеллы были переведены на все европейские языки. Он не мог привыкнуть к мысли, что его удел – писать о любви, а удел других – любить.
Анна Ор рассмеялась:
– Месье Казарин сегодня задумчив?
– Нет, – сказал Казарин, – я просто думал сейчас о том, как опишут подобные вечера, все это общество, через пятьдесят лет.
Литератор снова отвел разговор от литературной, по его мнению, темы. Он заговорил об убийстве, происшедшем вчера ночью: французский лейтенант, возвращавшийся домой, был убит неизвестно кем на улице.
– Большевистские агенты, – с ненавистью сказал литератор.
Казарин молчал, наблюдая танцующих. Затем он сказал внезапно:
– Кто знает…
Литератор рассердился:
– Мы это знаем!
Анна Ор сказала мягко своим бархатным голосом:
– Не надо спорить… Господин Казарин, вы не приглашаете меня танцевать?
Покачиваясь в танце и глядя прямо в глаза Казарину, она сказала:
– Я однажды подметила одно выражение вашего лица, которого не могу забыть…
– Да? – сказал неопределенно Казарин.
– Да. И знаете, когда это было…
– Когда?
– Когда мы ездили на автомобиле, помните? Казарин, вы знаете, я подозреваю, что в вас живет какой-то другой человек…
Рука, охватывавшая Анну Ор, не ослабела. Казарин улыбнулся, его голос был спокоен:
– Разве в каждом из нас не живет другой человек?
– Но тот, который живет в вас, он страшен своей загадочностью, своей необъяснимостью, своей тайной… Казарин, кто вы?
Стальные глаза Казарина посмотрели прямо в глаза Анны Ор:
– Поручик Казарин, сударыня… Причисленный к британскому командованию для связи.
– Я знаю, – сказала нервно Анна Ор.
Он усадил ее в кресло: оркестр, скрытый за пальмами, заиграл новый танец. Анна Ор следила за танцующими. Затем она сказала тихо:
– Мне так хочется покоя…
Казарин спокойно ответил:
– Вам рано еще отдыхать, сударыня. Вы так молоды…
Легкая дрожь пробежала по плечам Анны Ор. Она ничего не ответила.
Леди Эдит, сопровождаемая французским лейтенантом, подошла к ним.
– Хороший вечер, весело, – сказала она, сияя британским здоровьем.
