снедала молодого богатыря тоска щемящая да чувство вины неуёмное; не в своей тарелке из-за сего происшествия печального находился «рыжий медведь» с момента возвращения из Бобруйской слободы.
— Да, тысяцкий, именно здесь! — с готовностью отвечал Зареслав, пятёрка бойцов которого и примчалась на зов местных жителей. Ратибор, вызнав, чей наряд припелёхал на место преступления первым из пеших патрулей, за шкирку выдернул из казарм бравого десятника и велел тому немедля проводить его да указать точный пятачок, где найдено было тело убитого торговца.
— Хорошее местечко, чтобы встать тутова меж стеночками да в одну рожу орду какую вражью остановить… — Ратибор задумчиво оглядывался. — Что можешь сообщить по данному делу?
— Да всё уже сказано, тысячник, не раз!.. — пробубнил охотно Зареслав, ни в коей мере не желающий злить «рыжего медведя». — Один выверенный удар ножом в сердце; вторым — вспороли глотку от уха до уха. Срезал опосля душегуб кошель со златом да был таков! Никто ничего не видел и не слышал. Место-то глухое, несмотря на то что в центре града… Окна практически не выходят сюда ни у кого, разве что у старой Перенеги только, которая и заприметила первой телеса окровавленные, недалече прикорнувшие от её ставен… Как начала дудеть в свой свисток берестяной, всех соседей на уши подняла, каркалыга седая…
— Ещё раз так её назовёшь, следующую трапезу без зубов уминать будешь, усёк? — Ратибор угрюмо покосился на Зареслава.
— Усёк… — десятник понял, что болтанул лишку.
— Старость уважать надобно… — молодой богатырь почесал безбожно зудевшие царапины на левом плече, что беспокоили его всё больше и больше. — Не всякую, конечно, бывают и исключения… — Ратибор хмыкнул, вспомнив, сколько «приятностей» намолол почившему в небытие Мельванесу. — А с чего решил-то, что первый удар был в сердце, а не по горлу?
— Э-э-э, по купцу-то?.. — Зареслав несколько опешил от резкой смены тем разговорных.
— Нет, по голубку!.. — Ратибор недобро прищурился. — Сейчас точно затрещину словишь, коли сопли жевать не прекратишь!..
— Так это… ну, ента… Ну логично же! Сначала в сердце закололи торгаша, а опосля перерезали горло для верности…
— И по-твоему, это логично, вспарывать глотку мертвецу?
— Для надёжности же, тысячник…
— Для какой ещё надёжности, Зар? Боялись, закудахчет перед погребением? Или чтоб не убёг покойник? Надо тогда было сразу четвертовать его, дабы уж не уполз куда-нибудь… — Ратибор раздражённо сплюнул на мостовую. — А ты уверен, что одним и тем же ножом и в сердце кольнули, и лыбу кровавую под подбородком нарисовали Демидию?
— Э-э-э… хм… был уверен… До того самого момента, пока ты об этом не спросил сейчас! Только не узнаем мы уже этого никак: захоронили лавочника за пару дней до того, как вы из Бобруйки воротились… Не откапывать же, там червячки уж вовсю тулово егошнее дербанят!.. А ты к чему клонишь, я никак не пойму? — Зареслав озадаченно почесал темечко. — Что лиходей двумя ножами орудовал? Одним он нанизал купца через грудину, а вторым горло перерезал? Ну и зачем ему ента понадобилось?..
— Не уразумел ты, куда я клоню, соответственно, и далее всё пошло наперекосяк в твоём размякшем от хмеля мозгу… — Ратибор потопал в сторону домика Перенеги, бросив вполоборота неуверенно переминавшемуся с ноги на ногу Зареславу: — Всё, боец, свободен покамест!
Десятник лишь пожал на это плечами, предпочтя ничего не уточнять и не перечить вспыльчивому великану, да мигом испарился из Соловьиного переулка, в душе радуясь тому, что отужинает всё-таки с помощью своих зубов.
— Уважаемая Перенега! — рыжебородый воин тем временем поднял с мостовой пару мелких каменьев и запулил ими в располагавшиеся на втором этаже закрытые ставни неказистого домишки. — Можно тебя на пару-другую словесов житейских попросить? Страсть как соскучился по твоему дивному скрипу… Выгляни уж на свет белый, аки лучистое солнышко в невесёлую погоду, порадуй меня своим бесподобным кряхтением…
— Ты чего, рыжий обормот, умертвить меня задумал⁈ Зачем булыжники в форточку метаешь⁈ В лоб, поди, мне целился⁈ — оконные створки опасливо отворились, и на улицу выглянула всё ещё бодренькая старушка лет семидесяти. — А чего не кирпичи швыряешь⁈ Ну, чтоб уж наверняка отправить меня на пир к Сварогу, где я фору дам каждому из сидящих там богатырей! Уж перепью-то любого из них точно!
— В этом сомнений нет, о хмельная владычица озера с медовухой! — Ратибор ехидно прищурился, после озадаченно икнув. — А где ты булыжники углядела, почтенная? Так, всего лишь пара камушков с ноготок, дабы привлечь твоё бесценное внимание…
— Рыка медведя рыжего было вполне достаточно, косолапый ты увалень! — саркастично прошамкала бодрая старушка. — Завлёк ты меня к окошку, выкладывай теперича, чего надобно⁈ Учти только, добрый молодец: верна я до сих пор Збыславу своему, не первый уж год в берлоге Велеса храпящему, так что не смей клинья ко мне подбивать, а то метлой так отхожу!..
— Да побойся Перуна, обожаемая, чего мелешь сейчас⁈ Совсем уже ку-ку⁈ — Ратибор аж поперхнулся от праведного возмущения. — Всего лишь хотел расспросить тебя о смертоубийстве, что произошло тут недавно…
— А что тут рассказывать, я всё видела своими глазами! И знаю, кто убийца! — Перенега горделиво упёрла руки в боки.
— М-дя?.. — Ратибор удивлённо заморгал. — И кто же?.. Уж поведай, коль не в тягость…
— Не в тягость, медвежонок, не в тягость! Ты и убил всех пятерых! — Перенега торжествующе улыбалась. — Молодой ещё вроде, а уже с памятью так плохенько у тебя! Сходи к знахарю, топтыжка, пущай он тебя добросовестно ощупает на предмет утечки каких-либо важных жидкостей из организма… Солей, соплей, слёз там аль ещё чего… Везде облазает пускай тщательно, ведь по закромам потаённым твоим пошуршать надобно особливо усердно, ибо похоже, где-то там, меж булками и защемило памятку твою недалёкую…
— Достойнейшая, ты сейчас о том событии древнем, когда я тут пятак лиходеев уложил, неожиданно вздумавших меня на лимонные дольки покромсать? Так это давненько же было, ещё по весне, а сейчас уж конец лета! — Ратибор внимательно смотрел на Перенегу. — Меня интересует последний случай, когда тут мёртвого лавочника обнаружили, буквально с седмицу назад. Не припоминаешь?
— Да разумею уж, о чём лялякаешь! — бабушка забавно нахохлилась. — Не думай, из ума ещё не выжила покамест! Да только я всё уже рассказала и примчавшимся
