Развязываю атласные тесёмки, на которые он закрывается, растягиваю горловину и… вижу сумочку. Дамскую сумочку — небольшую, очень стильную, из приятной, тонко выделанной кожи чёрного цвета.
Аксессуар довольно универсальный — в меру строгий для повседневного ношения, но вполне сгодится, если надо куда-то выйти в свет.
Пока я зачаровано рассматриваю этот изысканный и наверняка супердорогой предмет, Дамир неожиданно произносит:
— У меня скоро кровь из глаз пойдёт при виде твоей авоськи.
Краска заливает мне щёки. Это настолько жестоко и неприятно, что я готова взреветь от возмущения!
— Знаете, — выпаливаю в сердцах, — пусть моя одежда и не из элитных бутиков, и я даже не представляю, что нынче в моде. Но всё, что имею, я купила себе сама. За свои заработанные деньги. Не своровала, не «насосала», не попросила у богатенького папика и не одолжила у подружки. Это моё, ясно? Я сделала всё, что в моих силах, чтобы обеспечить себя. И не только себя…
Дамир смотрит на меня отстранённо. В его взгляде нет ни раздражения, ни интереса.
— Видимо, не так уж у тебя много сил, раз уж это всё, чего ты смогла добиться.
— Да как вы?!.. — выпаливаю я и смолкаю.
Мне нельзя ругаться с этим хамом. Он может говорить всё, что ему заблагорассудится, но меня это не должно трогать.
Дамир — бессердечный тиран. Ему понятен лишь язык купюр. И он и представить себе не может, каково приходится тем, кто не родился в золотых пелёнках. Его алчность и самодурство — всего лишь отражение мира, в котором он живёт. Тарханов не знает иной доли.
Но, каким бы он ни был подлецом и гадом, я вытерплю все его выходки и не сорвусь.
К счастью, разговор обрывается сам собой, когда официант подаёт еду мне и Дамиру. Тиран немедленно приступает к еде, а я в растерянности гляжу в тарелку и не понимаю, что это такое. Я же… пасту заказывала, а это…
— Что это?.. — бормочу напугано, адресуя вопрос скорее самой себе.
Тем не менее, Тарханов окидывает взглядом стол и замечает, куда я смотрю.
— А что не так?
— Но… почему… почему всё такое… чёрное?..
Несколько секунд он глядит, пытаясь что-то сообразить, а потом вдруг начинает… хохотать! Реально! Тарханов, блин, ржёт как конь и не может остановиться!
И самое ужасное — он смеётся надо мной. Даже если я не понимаю каких-то вещей, то уж отличить издевательский смех от добродушной улыбки точно в состоянии.
Этот хохот хлещет меня как непрерывные пощёчины, одна за одной. Вместо голоса Тарханова я слышу вдруг совсем иные голоса…
«Рыжая-рыжая! Рыжая уродина!!!» — глумятся надо мной глупые мальчишки во дворе.
«Ты — ненужная никому сирота! Кто тебя замуж-то такую возьмёт?! Не смеши!!!» — убивает меня пьяным гоготом тётушки Юли.
«Фу-фу-фу! Ирка-дырка-доска-два-соска!» — смеются одноклассники на выпускном.
«Ты никто и ничто! Я тебя пожалел! Только из жалости терпел твой приплод, который даже не от меня!!!» — в алкогольной горячке орёт и издевается Даня.
— Хватит… — выдыхаю я и судорожно хватаюсь за край стола. — Замолчите…
— Что?..
— Замолчите, — повторяю я и поднимаю на монстра глаза, полные ярости.
— Ты не в себе? — цедит он сквозь зубы.
— Я?.. Я-то как раз в себе. А вот что с вами?! Что с вами со всеми?! Откуда в вас столько жестокости?! — за секунду перестаю контролировать себя и палю словами направо и налево. — Вы считаете, что имеете право измываться надо мной, потому что я не могу дать вам сдачи? Потому что некому за меня заступиться? Потому что я сама ничего не умею и не могу? Потому что у меня не было ни родителей, ни наследства, ни даже толкового мужика, который бы хоть раз решил мои проблемы?! Что ж, вы правы, Дамир! — подскакиваю со стула и теперь гляжу на него сверху-вниз. — Мне просто не повезло так, как вам! Вот и вся моя вина! А в остальном нет никакой моей вины! Вы слышите?! Нет!!! Я невиновата, что осталась сиротой! Невиновата, что муж меня выбросил на улицу! Невиновата, что моя дочь болеет! Невиновата, что вы купаетесь в роскоши, едите в дорогущих ресторанах, швыряете деньгами направо и налево, пока такие, как я, дохнут с голоду и не знают, дотянут до завтрашнего утра или нет!
Ещё не осознав, что натворила, я опрометью бросаюсь вон из ресторана. Конечно, Тарханов и не думает меня останавливать. И это даже хорошо. Хотя бы не станет подтверждает то, что я и так уже знаю — что отныне я не просто безродная мать-одиночка, но ещё и безработная.
Глава 26. Дамир
В квартире темно. Только свет с улицы освещает комнату. Ненавистную комнату. Гляжу пустыми глаза в окно. Раньше я находил панораму за ним как минимум не отталкивающей. Сейчас же меня отталкивает всё. Или скорее я сам всё отталкиваю.
Вероника гладит меня по голове. Каждое её касание сродни тушению окурка о кожу. Но она притрагивается ещё и ещё.
«Откуда в вас столько жестокости?!..»
Воспоминания мелькают вспышками. Одно за одним. Как будто бы включается и выключается фонарь — резко, моментально. Кадр из прошлого. Снова окно. Следующий кадр. Вновь городская панорама. Ещё одна вспышка памяти. И я вновь в своей спальне.
С Вероникой. Она ведёт ладонью по моей шее.
«Что с вами?!..»
Пытаюсь закрыть глаза и хотя бы так избавиться от навязчивых воспоминаний. Но становится только хуже.
«Вы считаете, что имеете право измываться надо мной?!..»
Резко сажусь на кровати, попутно сшибая ладонь жены.
— Ты чего? — вскидывается она. — Не пугай меня. Это может плохо повлиять на ребёнка.
Сглатываю ругательства в горле, встаю и иду в ванную.
— Дамир, ты куда?
Я не отвечаю, а Вероника бежит за мной хвостом. Она врывается в ванную, где я в этот момент намазываю пасту на зубную щётку.
— Ты что, по два раза за вечер теперь решил чистить зубы? — жена скрещивает руки на груди, слегка прикрытой домашним шёлковым халатом.
Молча приступаю к чистке.
Я не хочу с ней ругаться. Я не хочу быть той мразью, которая причиняет вред матери своего ребёнка.
Но прямо сейчас отчётливо понимаю, что ненавижу Веронику. Я не просто остыл к ней. Я ненавижу её.
Ненавижу просто так. Беспричинно. И до одурения.
Хотя нет. Причина всё-таки есть. И она в том, что я всё-таки поддался на уговоры и вернулся домой после неудачного ужина со своей помощницей.
«Что с вами?!..»
— Дамир, что с тобой? — Вероника вновь
