верх над ее сознанием.
Души переполняли широкие проспекты, однако, увидев наибольшее скопление внутри кирпичного строения, девушка направилась к металлической двери под переливающейся накренившейся вывеской «TechnoClub». У дверей стоял высокий страж, наружность которого ассоциировалась с преступными деяниями. Он выглядел так, словно готовился стоять до последнего, не впускать никого внутрь. Для Сигюн он составлял не большую проблему, чем муха, летающая над головой — стоило отмахнуться, и мужчина безропотно пропустил ее внутрь.
Ритм Нью-Йорка вскружил ей голову, но, оказавшись внутри здания, Сигюн будто переместилась в другой мир, от которого у нее чуть не взорвался мозг. Яркие блики софитов, громкая музыка и люди, бьющиеся то ли в экстазе, то ли в диковатом танце. Их души кричали энергией и стремились к небесам, оглушая ее, лишая последних сил.
Пробравшись к подсвеченной стойке, за которой молодой человек разливал напитки, Сигюн с радостью опустилась на высокую скамью.
— Налей чего-то бодрящего!
— С вас три доллара, милочка.
У Сигюн от услышанного едва глаза на лоб не поползли, она с раздражением глянула на юношу и закричала:
— Как ты смеешь требовать с меня деньги?! Напиток, живо! — Для большей убедительности она вселила ему страх расправы, отчего вопросов больше не последовало. — Люди…
Напиток подоспел через несколько секунд, однако Сигюн к нему не притронулась, принявшись массировать переносицу. Почему силы так быстро ее покидали? Все дело в отдалении от Асгарда или специфике земной обители? Она чувствовала себя обессиленной и покинутой, вот-вот готовой упасть в обморок. Ее мучил голод, но не физический, а духовный, который только возрастал и не затихал.
Надеясь заглушить неприятное чувство, девушка залпом выпила предоставленный напиток: розовая жидкость обволакивала сладостью рот, обжигая свежестью мяты и резкостью рома. Первые пару секунд ей действительно стало лучше, тепло обожгло желудок, и, казалось, действительно придало сил.
Может, стоило уже прекратить дурачиться и приняться за работу? Безумная от веселья и алкоголя толпа — прекрасная глина для лепки.
Но, спрыгнув со скамьи, Сигюн едва удержалась на ногах и в спешке схватилась за барную стойку. К горлу подкатила обжигающая волна, которую она едва сдержала.
— Где здесь уборная?
Успев заметить направление, в котором показал бармен, Сигюн бросилась к виднеющейся двери. Не обращая внимания на обстановку вокруг, пробиваясь сквозь толпу, девушка ввалилась в туалет и толкнула дверь одной из кабинок. Выплюнув всю розовую жидкость в заляпанный мочой и грязью унитаз, Сигюн закашлялась и села на пол. Ее окружало зловоние, расписанные маркерами стены под мигающими лампами выглядели отвратительно, будто кошмар безумца. Тело лихорадочно трясло, холод царапал кожу.
Дверь в уборную вновь отварилась, впуская внутрь громкую музыку и смеющиеся голоса.
— Это было просто что-то с чем-то! Но больше не надо, прошу, заигрывать с этими чудиками!
— Здесь практически все чудики, зайка.
Шум воды из-под крана, цокот каблуков. Одна из девушек заперлась в кабинке рядом.
Поднявшись с пола, Сигюн покинула кабинку и встала над одной из раковин, пустив холодную воду. Брюнетка в неприлично коротком платье не обращала на нее никакого внимания, доставая из сумочки косметику: пудру, помаду, карандаш.
Плеснув в лицо холодную воду, смыв следы желчи и слюны, Сигюн почувствовала себя немного лучше. Но когда она отняла руки от лица и посмотрела в зеркало, что-то в ее сознании щелкнуло. Она оцепенела, застыла, как ледяная статуя.
— Ну что ты там застряла? — Упрямо спросила брюнетка, снимая колпачок с помады.
— Прости детка, но рис с пекинской уткой так просто не сдаются.
— Фу… это отвратительно!
Но едва девушка поднесла помаду к губам, как заметила на себе тяжелый взгляд Сигюн.
— Что-то не так?..
Повинуясь стремительному порыву, блондинка выбросила руку и схватилась за подбородок девушки. Страх и непонимание блеснули в глазах смертной, но погасли столь же быстро, как и душа, которую Сигюн поглотила без остатка. Для нее этот глоток был целительной каплей посреди жаркой бескрайней пустыни. Вода продолжала мощно бить из открытого крана, заглушив звук упавшего тела.
Перед глазами немного прояснилось, однако слабость не отпускала тело. Сигюн будто находилась за штурвалом корабля, наблюдая за горизонтом сквозь пыльное стекло. Она вернулась к зеркалу и внимательно осмотрелась, замечая сбитые углы, ржавчину, приглушенный зеленоватый цвет. Ее взгляд упал на помаду, которую она подобрала и, очертив губы, безумно улыбнулась.
Из горла вырвался сдавленный грустный смех. В отражении на нее скалился демон с красным ртом, которого она видела в ночных кошмарах. То, от чего она бежала, чего боялось, в итоге настигло благодаря ее же стараниям. Сигюн отказывалась замечать, как камень день за днем вонзал в нее тонкие энергетические нити, вплетаясь в сознание. Она уже не понимала, где кончалась она и начинался он. Для девушки была ясна лишь одна вещь — голод.
— Эй! Ты чего там замолкла?
Оторвав взгляд от струящейся воды, Сигюн закрыла кран и проследовала к кабинке, в которой сидела другая смертная. Вонь этого места щипала нос, липла к телу, вызывая омерзение.
— Если ты так прикалыва…
Договорить незнакомка не успела, быстрым взмахом руки Сигюн забрала ее душу, накормив изголодавшийся камень, утолив и собственный голод.
Открыв дверь уборной, подставившись волне грохочущей музыки, девушка смогла побороть желание упасть на пол в конвульсиях. Все гремело, сверкало, вибрировало. От этого шума раскалывалась голова, не позволяя сосредоточиться.
— Тихо!
Ее голос эхом пролетел по залу, как только диджей остановил музыку. Толпа перестала топать и дергаться, обернувшись к ней, как к незваной гостье. Людей мучало недоумение — почему они перестали наслаждаться весельем и танцем? Сигюн прошла вперед, и люди расступались перед ней, как волны во время отлива. Их души были обращены в ее сторону, они трепетали, пылали и искрились. Такие прекрасные, такие живые.
Но для них они были всего лишь мясом.
ЧЕЛОВЕК
Помнится, после затяжных рождественских праздников, когда салаты и сладости поглощались со скоростью черной дыры, нас ждала утренняя тренировка. Забитая до ушей углеводной энергией, со сбитым режимом, я, тем не менее, с рвением и энтузиазмом подходила к работе. Двадцатикилограммовые штанги воспринимались пушинками, мне казалось, что при усердном рвении я могла бы уехать домой на велотренажере.
На следующее утро у меня болело все. Вот и сейчас это «все» повторялось. Мигрень, с которой я проснулась пару минут назад, навевала воспоминания.
Только окружала меня не гирлянда, повешенная над кроватью, а убранство гостиной охотничьего домика. От камина исходило тепло горящего пламени, в воздухе витал запах слежавшихся шкур и пыли, в то время как со стены смотрело чучело оленей головы. Я не спешила подниматься, и, несмотря
