и уставился прямо на меня. Готова поклясться, что его морда скривилась в нахальной ухмылке. Взмахнув хвостом, он запрыгнул на забор и скрылся в тени.
Я вернулась к продуктам. Переставляя коробки и банки в шкафу, я наткнулась на незнакомый пакет, спрятанный за мукой. Я не поверила своим глазам. Пакет кошачьего корма. Высококачественного, дорогого кошачьего корма! Ошеломленная, я убрала остальные продукты, а затем устроилась в гостиной в ожидании мужа.
Я слышала, как подъехала его машина. Входная дверь отворилась.
– Милая, я дома, – позвал он.
Он уже поднимался по лестнице.
– Милая, где ты? Я дома.
Я молчала. Мой муж Дон привык, что я бегу ему навстречу. Поэтому он очень удивился, когда увидел меня сидящей в кресле. Но потом он разглядел у моих ног упаковку кошачьего корма и смущенно улыбнулся.
– О, ты нашла его.
У меня отвисла челюсть.
– И как долго ты собирался скрывать от меня правду? Кстати, когда я вернулась, этот кот был в доме!
Дон хотел было что‐то возразить, но я оборвала его:
– Ты же знаешь, я не люблю кошек. И мне не нравятся кошатники.
– Но бедняга был голоден и весь покрыт блохами…
– О, отлично! Теперь, я полагаю, в нашем доме тоже завелись блохи.
У меня просто не было слов, чтобы выразить свое возмущение.
– Не волнуйся, на днях я купил ему специальный ошейник. Рита помогла мне надеть его.
Атмосфера на Керфут-роуд, 1375, в тот вечер была напряженной. Меня обуревали противоречивые чувства. Тот факт, что Дон подружился с надоедливым котом, приводил меня в ярость, но одновременно я испытывала жалость к этому нелепому, никому не нужному животному.
В конце концов я обняла Дона и посмотрела прямо ему в глаза:
– Ты был серьезен, когда сказал, что мы должны взять этого кота?
В ответ мой муж глубоко вздохнул:
– Я думаю, мы уже опоздали. Он выбрал нас, не дожидаясь разрешения.
От Риты мы узнали имя кота – его звали Курио. Видимо, воспоминания о палке все еще были свежи в его душе, потому что, несмотря на все свое показное нахальство, кот не хотел подходить к нам близко и убегал всякий раз, когда я приближалась к нему. Теперь я всегда оставляла дверь во внутренний дворик приоткрытой, а Дон каждый вечер наполнял миску едой. Утром миска была пуста.
Так прошла неделя. Затем к нам гости приехал брат Дона со своей семьей. На второй день их визита шестилетняя Бекки вошла в гостиную – Курио болтался у нее на руках, как безвольная тряпичная кукла.
– Смотрите, что я нашла, – сказала Бекки.
Возможно, именно этого недоставало коту, чтобы почувствовать себя по-настоящему домашним. Или он привязался к Бекки, потому что она напомнила ему другую маленькую девочку – ту, что дала ему имя и любила его, когда он был котенком.
– Можно мне подержать его? – нерешительно спросила я. Бекки протянула мне кота. Я баюкала его на руках и слушала, как он мурлычет.
Все это случилось тринадцать лет назад. Сейчас Курио сворачивается калачиком рядом со мной по ночам, и его мурлыканье, будто колыбельная, уносит меня в страну грез. Я пишу этот рассказ, а кот лежит прямо передо мной, растянувшись между монитором и клавиатурой. Его лопатки торчат, в теле нет ни грамма жира.
Каждое утро Курио получает таблетку со вкусом тунца, но его гипертиреоз уже дает о себе знать. Он состарился, и от мысли об этом комок встает у меня в горле. И еще я думаю: что же такого было в кошках и кошатниках, что мне не нравилось?
Линда Мехус-Барбер
Мяч Баттера
Некоторые думают, что футбол – это дело жизни и смерти. Готов уверить вас в том, что футбол намного, намного важнее.
БИЛЛ ШЕНКЛИ
Я услышала шум на крыше. Несколько коротких ударов, за которым последовала небольшая пауза. Потом все повторилось: удар, пауза, удар… Я вышла на улицу, чтобы посмотреть шоу.
Наш семилетний сын забрасывал маленький мяч на крышу, а затем пытался поймать его. Наверху, в позе наивысшей готовности, застыл Баттер. Цель у него была та же: поймать мяч, пока мальчик не дотянулся до него.
Если Баттеру это удавалось, наш сын приходил в ярость. Его можно было понять, поскольку Баттер обладал не только отменной ловкостью, но еще и отвратительным характером. Схватив мяч, он принимался бегать по двору, дразня преследовавшего его маленького мальчика. Когда и эта игра ему надоедала, кот вместе с мячом залезал под дом, где становился абсолютно недосягаемым.
То есть исход происходящего был предрешен: рано или поздно наш сын промахнется, и Баттер снова обманет его.
Вот мяч в очередной раз взлетел высоко в воздух. Баттер подпрыгнул, чтобы перехватить его. Погоня началась.
– Ты глупый кот, верни мне мой мяч! – кричал наш сын, а кот носился зигзагами по двору, снова и снова уворачиваясь от своего преследователя. Наконец, устав издеваться, Баттер юркнул под дом.
Сын был зол на Баттера, укравшего мяч, но еще больше на меня – за то, что я хихикала. Он пнул одуванчик.
– Это не смешно. Он его не вернет.
Несколько дней спустя мы сидели в гостиной и смотрели телевизор. Баттер ворвался в комнату с мячом в зубах. Кот умудрился протащить его мимо нас прежде, чем дети бросились в погоню.
Теперь догонявших было двое, но перевес все равно оставался на стороне Баттера. Казалось, законы гравитации на него не действуют. Он одним прыжком перелетал через мебель, забивался в самые невозможные щели и прыгал на стены, совершая разворот в последнюю секунду, отталкиваясь и снова удирая.
Сын и дочь, преследуя его, неизменно оставались с пустыми руками. И самое обидное заключалось в том, что кот намеренно подпускал их совсем близко – буквально сидел и ждал, пока они настигнут его, чтобы потом увернуться одним прыжком.
Нам так нравилось наблюдать за погоней, что мы на некоторое время забывали о том, что пора остановить этот хаос и успокоить детей. Но как только мы вернули себе контроль над домом, Баттер исчез. Он отнес мяч в укромное место, которое так никогда и не было обнаружено, сколько бы мы ни обыскивали весь дом.
Мы знали, что пройдет еще несколько дней и мяч таинственным образом появится вновь: дома, на полу или на диване. Иногда дети находили его на лужайке или крыльце. Баттер позволял сыну снова играть в футбол, но лишь тогда, когда этого хотелось ему самому. Иногда разрешение действовало в течение нескольких дней
