Книга Встречи на полях - Мелисса Фергюсон

Миз Пеннингтон прищуривается.

Уилл хладнокровно смотрит на нее в ответ.

– Встреча с Клэр, – говорит она.

– Да.

Я слышу, как где-то вдалеке ломается карандаш.

– Как тебе прекрасно известно, Уилл, «Пеннингтон» процветает благодаря стабильному фундаменту из нон-фикшна и некоммерческой прозы…

– Судя по финансовым отчетам за последний год, можно поспорить с формулировками «стабильный» и «фундамент»…

Все переводят взгляд на миз Пеннингтон.

– У нас верные читатели…

– Которые толпами переходят к нашим конкурентам…

– И многолетняя история, полная достижений, подтверждения которых висят у нас на стенах…

– Старые газетные вырезки из восьмидесятых. Да, я их видел.

– И, что самое главное, мы не намерены изменять своим убеждениям, выпуская легкомысленные книги в мягких обложках, которые обычно кидают в корзину, пока ищут «Читос»…

Все поворачиваются к Уиллу.

– Это все хорошо, но тогда ты должна сообщить присутствующим, что им лучше как можно скорее искать себе новую работу.

– Этому не бывать. – Голос миз Пеннингтон дрожит от ярости, и она смотрит на своего сына так долго, что я успеваю досчитать до тридцати. И все это время никто не шевелится. В конце концов миз Пеннингтон выпрямляется и, вернув контроль над голосом, говорит: – Для тех, кто, возможно, забыл, я напомню, что я создала «Пеннингтон Паблишинг» в шестьдесят девятом году, чтобы издавать только самую выдающуюся литературу. Наша миссия останется неизменной как в новом году, так и во все последующие. А теперь, если позволите… – Она кивает Бритни, которая закрывает блокнот и встает. – У меня другое совещание.

Миз Пеннингтон вылетает из комнаты, а вслед за ней и Бритни, и мы сидим в полной тишине, пока они идут по коридору.

Никому. Никому в мире, кроме ее сына, не сошло бы с рук то, что сейчас сказал Уильям.

Как и все за столом, я пытаюсь осмыслить произошедшее – каждое сказанное слово. Но все мои мысли затмевает теплое осознание – он заступился за меня.

По какой-то неизвестной мне причине Уилл Пеннингтон принял удар на себя. Хотя можно ли использовать для описания того, что произошло, фразу «принять удар»? Нет. Он скорее вышел на ринг, мастерски уворачивался каждый раз, когда в него летел кулак, а затем сам пошел в атаку и отправил соперницу в нокаут. То есть в данном случае она нашла удобную отговорку и как можно быстрее ретировалась из комнаты.

Кобра. Вот он кто. Уилл Пеннингтон – кобра.

По помещению прокатывается волна вопросов.

– Мы потеряем работу? – спрашивает Клайв.

– Насколько серьезные у «Пеннингтона» финансовые проблемы? – интересуется Мардж, прежде чем Уилл успевает ответить на первый вопрос.

– Почему миз Пеннингтон не рассказала нам? – встревает Роб, явно озадаченный царящим вокруг хаосом. – Она все-таки избавится от нашего импринта?

Но вместо того, чтобы ответить, Уилл спокойно встает и обращается к нам:

– К вечеру я хочу получить апдейты по тем задачам, которые мы сейчас обсуждали. Напишите мне на почту, поставьте в копию всю команду «Пен», обсудим это в переписке. А что касается деликатной темы, которую мы затронули на совещании, не беспокойтесь – когда у меня будет больше информации, я вам сообщу. Все свободны.

Предприняв еще несколько безуспешных попыток прояснить ситуацию, все наконец расходятся по коридору. Лайла, единственный человек, который удовлетворительно ответил на испытующие вопросы миз Пеннингтон и не получил никаких новых заданий, берет меня за руку.

– Как думаешь, что это было? – непринужденно спрашивает она, будто мы подслушали разговор двух незнакомцев в кофейне, а не узнали о том, что нас могут уволить. – Издательство закроют?

Я вспоминаю услышанное, пока мы заворачиваем за угол и идем к лестнице в вестибюле. Это определенно было странно. То есть мы в курсе, что у издательства финансовые проблемы: в прошлом году было несколько сокращений. Но все казалось не настолько существенным, чтобы всерьез говорить о какой-то опасности. Для небольшого издательства это нормально. Многие сталкиваются с подобным. Когда работаешь в книжной сфере, приходится привыкать к таким разговорам.

Верно?

Верно?

Мы поднимаемся на наш этаж, но я ощущаю знакомый соблазн пойти дальше. Секунду я сомневаюсь, моя нога зависает над следующей ступенькой, я пытаюсь быть сильной. Я должна вернуться к работе. Очевидно, учитывая все, что я только что услышала, я должна сразу же сесть за компьютер и продолжать печатать.

Но…

– Я быстренько сбегаю в туалет, – говорю я и высвобождаюсь из хватки Лайлы.

Она останавливается, вскидывает бровь и смотрит на часы.

– Правда, Сав, тебе надо провериться.

– Знаю, – соглашаюсь я, энергично кивая и шагая к следующему пролету. – Скоро запишусь к врачу, – продолжаю я, поднимаясь по лестнице.

– Завтра же! – кричит она мне вдогонку. – Я серьезно!

Я показываю ей два больших пальца и исчезаю за углом.

Оставив позади два коридора и два лестничных пролета, я наконец оказываюсь перед дверью в комнату сигнальных экземпляров и дергаю дверь. Всю дорогу я боролась с растущей тревогой, которая всегда сопровождает меня по пути сюда.

Что, если никто так и не притронулся к рукописи?

Сегодня уже третий день из отведенных мне сорока четырех, я попыталась вырезать ту героиню, и, разумеется, это испортило весь текст, и теперь я понятия не имею, что делать со сценой на катке. Стоит ли мне вообще пытаться исправить восьмую главу? И я даже не хочу начинать думать о совершенно неестественных диалогах между главными героями…

Переступив порог крошечной комнатки, я замираю.

И смотрю на рукопись в центре ковра.

А именно на новую надпись жирными черными чернилами на приклеенном на нее зеленом листочке. Я подхожу ближе.

Дорогой таинственный редактор, который вторгся в мой драгоценный тайник и оазис, если ты это читаешь…

Помоги.

Правило 1: Пиши по существу.

Глава 9

Я медленно хожу по ковру, глядя на рукопись у себя в руках.

На полях первых сорока двух страниц есть пометки – таинственный редактор даже удвоил количество замечаний на первых шестнадцати страницах, которые уже успел раскритиковать. Кое-где из текста вычеркнуты целые абзацы. В двух местах он написал слово, подчеркнул его и добавил не один, не два, а три восклицательных знака.

Я говорю «он», потому что три зацепки подтвердили мои подозрения.

1. Ручка. В ней жирные черные чернила, которые смотрятся на странице почти роскошно. Это не остроконечный розовый маркер, которым любит пользоваться Лайла. Данной зацепки недостаточно, учитывая, что я сама иногда люблю писать черной ручкой, но это уже что-то.

2. Немногословность. Я не эксперт, но, если верить книге, которую я как-то давно редактировала, «Коммуникация полов», по статистике женщины используют в среднем двадцать тысяч слов в день – примерно в три раза больше, чем мужчины. И хотя каждая страница испещрена замечаниями, они в основном короткие и по делу, даже слишком. Я не увидела ни единого комплимента. Он будто считает своей обязанностью указывать на мои ошибки, чем и занимается. Мягкий комплимент был бы пустой тратой времени.

3. Он упомянул свою девушку. То есть бывшую.

Ни один мужчина в своем уме не ляпнул бы такое. Если бы я сказал такое своей бывшей при первой встрече, она бы сбежала.

Я останавливаю указательный палец на этом комментарии и смотрю на абзац, к которому он относится. Это первые слова моего главного героя, который ждет свой заказ в кофейне и понимает, что случайно взял стаканчик Сесилии. Я перечитываю сцену.

Ренальдо поднес стаканчик к губам и насладился мягким горьковатым вкусом кофе, успокаивающим его уставшее горло. О, двойной американо с щепоткой тыквенных специй, его любимый. Но уже направившись к двери, он обратил внимание на надпись на стаканчике.

«Сесилия».

Это слово было написано крупным цветистым почерком, но… Он сделал еще один глоток. Это его напиток. Его особый напиток. Он бы узнал его где угодно.

– М-м-м.

Он услышал довольное причмокивание – женщины, которая тоже отпила свой кофе. Молодой красивой женщины с буйной копной кудрявых каштановых волос и сверкающими карими глазами. А затем он увидел на ее стаканчике свое имя – «Ренальдо».

Его