'Она сказала мне... она сказала, что папа умер, а королева забрала его... забрала и отрезала ему голову, как и нашему дедушке, и кузену Эдмунду, и дяде Тому! Она сказала мне...'
'Твой отец не умер, Анна', молниеносно произнесла Сесиль с убежденностью, заставившей девочку задохнуться и проглотить свое всхлипывание, уставиться на тетю с открытым ртом и невероятно длинными мокрыми ресницами, окаймленными слезами.
'Точно?'
'Точно. Мы не знаем, где находится твой отец сейчас, но у нас нет причин считать его мертвым. Твой отец, дитя мое, - человек, умеющий позаботиться о собственном благополучии. Кроме того, если бы ему причинили какой-либо вред, это уже стало известно близким. Вот... возьми мой носовой платок и объясни, как попала сюда, в спальню моих сыновей'.
'Я хотела повидать матушку, чтобы спросить, правду ли говорит Белла. Но ее дамы не позволили. Они сослались на то, что она уже в кровати из-за головной боли и сердито отправили меня спать. Я-то знаю, почему у матушки болит голова, тетя Сесиль. Она плакала. Целый день она плакала. Почему, - конечно же, потому что папа погиб, как и сказала Белла...'
Голосок Анны, приглушенный, пока она прижималась к своей тете, стал более уверенным. 'Вот я и пришла разбудить Дикона. Но он ушел, тетя Сесиль, он и Джордж - ушли! Я ждала его возвращения, потом услышала тебя, испугалась и спряталась в гардеробной, и, пожалуйста, тетя Сесиль, не ругай меня, но почему здесь нет Дикона, и почему Белла сказала, что папа погиб?'
'Белла - пуглива, Анна, а когда люди боятся, они часто путают то, что их пугает, с тем, что считают правдой. Что касается твоих кузенов... Ричард и Джордж вынуждены были уехать отсюда на время. Они не знали заранее о своем отъезде, и поэтому не могли попрощаться с тобой и с Беллой. Все произошло внезапно, понимаешь ли...'
'Уехать... куда уехать?'
'Далеко отсюда, Анна. Очень да...' Сесиль вздохнула, подбирая простое объяснение, чтобы дать возможность Анне понять, где находится Бургундия, когда девочка издала тихий приглушенный звук и зарыдала: 'Мертв! Он мертв, да? Мертв, как и дедушка!'
Сесиль испуганно взглянула на племянницу. 'Анна, милая моя, нет! Анна! Нет! Господи!'
Анна стала вырываться, так что бессознательно ее тетя была вынуждена сжать свои объятия. Она прикоснулась губами ко лбу ребенка и сказала со спокойным и убедительным нажимом: 'Анна, послушай меня. Люди уезжают и не умирая. Ты должна поверить мне, дорогая. Твой кузен Ричард не умер. Он вернется... как и твой отец. Обещаю тебе'.
С этими словами она откинула одеяла: 'Хочешь поспать здесь, в комнате Ричарда сегодня?' Сесиль была тронута и позабавлена, так как Анна с появлением такой возможности просветлела.
Девчушка этой осенью стала источником значительных сложностей для младшего сына герцогини. Легче всех других детей откликающийся, чувствительный, он был искренне не склонен обижать обожающую его маленькую кузину, которая с высоты восьми лет мальчика, казалась ему совсем ребенком. Кроме того, Сесиль подозревала, что Ричарду втайне льстило неподдельное восхищение Анны. Мать заметила, что ее ребенок охотно общался с девочкой, если рядом не крутилось других мальчишек, подходящих на роль товарищей по играм, или если Джордж находился где-нибудь в другом месте. Но Ричард достаточно ясно не проявлял довольства развлекающимися взглядами взрослых, наблюдающих, как Анна ходит за ним хвостиком, преследует его, проявляя любовь. Еще меньше он обращал внимания на безжалостное поддразнивание, которому подвергался со стороны Джорджа. Брат злил и смущал Ричарда, только на этой неделе громко объявив за ужином, что намерен назвать своих домашних горлиц Диконом и Анной.
Воспоминания могут как утешать, так и безжалостно разрывать на части. Эта ночь не должна была стать отдушиной для приветов из прошлого. Сесиль знала о собственной уязвимости. Она наклонилась, чтобы подтянуть одеяла на Анну, и остановилась на полудвижении, натолкнувшись взглядом на потертое шерстяное одеяло, кажущееся странным, находясь в стороне от других покрывал, собранных на кровати.
Одеяло, некогда яркого солнечно-желтого цвета, а сейчас, - оттенка желтовато-серой горчицы, принадлежало Ричарду. В одной из своих немногих очевидных уступок детским слабостям мальчик настаивал на пребывании его на своей кровати и иначе не засыпал. Как и почему данная вещь стала так много значить для сына, Сесиль не представляла, не находя времени спросить, просто пытаясь проследить, чтобы время от времени оно подвергалось стирке. Даже Джордж, слишком проворный, на взгляд матери, в осмеянии чужих слабостей, больше не приставал к брату с упоминаниями об одеяле. Однажды он вызвал у Ричарда дикую и несвойственную тому ярость, угрожая разрезать покрывало на издевательские боевые знамена для своих бесконечных военных игр. Сейчас Сесиль пощипывала увядшую золотую шерсть слабыми пальцами, размышляя о младшем сыне. Он был один в темноте посреди предательского Английского канала без талисмана, в котором отчаянно нуждался.
Она застыла в такой неподвижности, что Анна, встревожившись, скользнула маленькой ручонкой в рукав платья Сесиль жестом нерешительного утешения. Та улыбнулась маленькой племяннице и заботливо подоткнула одеяло вокруг нее, уверенно произнеся: 'Вот... Это одеяло Ричарда. Он оставил его тебе. Засыпай, Анна'.
С потертой знакомой шерстью, натянутой до подбородка, Анна успокоилась и тут же начала засыпать. 'Можно, оно останется у меня, пока Дикон не вернется домой?'
'Да, дорогая...пока он не вернется домой'. Если бы Сесиль была уверена, что когда-нибудь ее сыновья смогут вернуться домой.
Сесиль тихо прикрыла дверь спальни Анны, в нерешительности остановившись на время, необходимое для нескольких глубоких вздохов. Внутри старшая сестра Анны, Изабелла, спала, свернувшись в клубке покрывал, лежавших в ногах кровати. Мерцающая свеча Сесиль проследила дорожку из слез на лице девочки, осветила вспухшие и обветренные веки, перешла на большой палец, давно освобожденный от ночных оков, созданных говорящим что попало ртом Изабеллы, сейчас сжавшийся в прежней скованности. Герцогиня украдкой попятилась, борясь с собой, чтобы унять гнев, направленный на Нэн Невилл, собственную племянницу.
Жена
