Уорвика никогда не числилась в ряду ее любимиц. Когда Лондона достигли вести о разгроме Уорвика при Сент-Олбансе, Сесиль сделала все от себя зависящее, чтобы утешить его пораженную жену, настояв, чтобы Нэн и ее дочери покинули Гербер и устроились в замке Байнард. Но ее сочувствие скоро стало сдерживаться тонко завуалированным ответным пренебрежением. У Нэн не было причин считать мужа погибшим. Тем не менее, на протяжение трех дней она едва выбиралась из кровати, а когда Сесиль проводила ее напуганных маленьких девочек в комнату матери, она оскорбила тетку, в слезах прижав дочерей к себе и рыдая так бессвязно, что обе - Анна и Изабелла тут же стали надрывно ей вторить.
Сесиль думала о Нэн, изолировавшейся в спальне, в то время как Изабелла рыдала, прежде чем заснуть, а Анна была вынуждена искать утешения у своего восьмилетнего кузена, и чувствовала пробуждающийся сильный гнев. Нэн очень сильно любила Уорвика, ее тетка знала это. И она очень сильно любила Ричарда Плантагенета, человека, игравшего с ней мальчиком, являвшегося потом ее другом, возлюбленным, соратником и мужем в протяжении прочного и богатого событиями союза. Но Сесиль не позволяла своим детям видеть ее оплакивающей их отца.
Герцогиню переполняло настойчивое в своей напряженности желание предстать перед племянницей, спокойно лежащей в промокшей от слез кровати, обвинить ту в непростительном безразличии по отношению к дочерям. Они нуждались в матери больше, чем Ричард Невилл, граф Уорвик, когда-либо будет испытывать в ней нужду. Сесиль хотела излить на Нэн все страдание, гнев и крушение надежд последних семи недель. Тем не менее, она не являлась женщиной, сдающейся своим порывам. С Нэн придется побеседовать по душам, но завтра... завтра, когда ярость охладится до состояния льда.
Она нашла свою дочь Маргарет, освещаемую солнечными лучами, закутавшуюся в меховую накидку перед огнем, склонившую светловолосую голову над книгой. Сесиль незаметно застыла в дверях, наблюдая за девушкой. Маргарет было почти пятнадцать. Слишком хорошенькая, даже больше. Эта мысль казалась чуждой в мире, известном ее матери до замка Сандл, как и страх, который она никогда не ожидала испытывать за свою девочку.
'Матушка?' Маргарет, в конце концов, подняла взгляд. 'Ты видела как Джордж и Дикон в целости и сохранности взошли на корабль?'
Сесиль кивнула. Глаза дочери были подозрительно окружены тенями, веки покраснели. Маргарет поступала как вторая мать по отношению к младшим братьям во время частых отлучек герцогини.
'Мег, ты плакала?' спросила еле слышно Сесиль, в ответ на что Маргарет посмотрела на нее пораженным взглядом. Герцогиня - единственная из всей семьи - предпочитала обращаться к своим детям по данным им христианским именам. Она опустила книгу к очагу и подошла к матери. По темпераменту и воспитанию они происходили из сдержанной и не проявляющей своих чувств семьи. Только Маргарет и ее брат, Эдвард по природе своей, давали физический выход выражениям любви. Сейчас она колебалась, потом протянула руки, чтобы обвить их вокруг Сесиль в нерешительном объятии.
'Матушка, что с нами случилось?'
Сесиль была слишком измотана, чтобы лгать, слишком удручена, чтобы говорить правду, такую, какой боялась ее увидеть. 'Не знаю', ответила она и устало села на ближайшее доступное место, на не слишком удобный сундук. 'Хочу верить, что это самый тяжелый поступок, который я совершала когда-либо в жизни, - посадить именно этих детей именно на этот корабль. Они выглядели такими юными... такими напуганными... и так сильно старались скрыть это...'
Она поразилась собственному поведению также, как и Маргарет. Сесиль никогда не относилась к числу людей, делящихся своими печалями. Менее всего к тем, кто доверяется детям... испуганной четырнадцатилетней девочке, так отчаянно желающей успокоить и не знающей, как это сделать. Степень презрения, испытываемая ею к Нэн Невилл, теперь распределялась и на себя.
'Я устала, дитя мое. Слишком устала. Тебе не следует обращать внимание на то, что я сказала вечером. Уже поздно, нам лучше пойти спать'.
Маргарет стояла на коленях у сундука. Она еще намеревалась броситься к матери в жеребячьем самозабвении, раскрыв руки, и, по мнению Сесиль, смотрясь не соответственно своему возрасту.
'Матушка... неправильно молить Господа покарать француженку?'
Маргарет говорила слишком серьезно, и Сесиль, даже больше утомившись, чем представляла, была готова улыбнуться, но вовремя сдержалась.
'Неправильно... нет... самонадеянно, может статься'.
'Матушка, я - серьезно!' Лицо Маргарет застыло, мягкие губы внезапно строго сжались, и в серых глазах, смотрящих на Сесиль, мать мельком увидела женщину, в которую ее дочь однажды превратится. Затем зеркало помутнело, помутнело из-за слез, навернувшихся на глаза девушки и скатывающихся по ее лицу.
'Матушка, я слишком сильно ее ненавижу', прошептала она. 'Когда я думаю об отце и Эдмунде - '
'Не смей!' - резко перебила ее Сесиль. Она сдержала короткую горькую борьбу с самой собой, в которой победила, потом повторила: 'Не смей, Мег'.
В последовавшей затем тишине раздался знакомый успокаивающий звук. Колокол Габриэль собора Святого Павла пробил ежевечернее приветствие Благословенной Матери Божьей. Отголоски еще не успели отлететь с порывами ветра от реки, когда их настигла на последних солнечных лучах весть о корабле, едва причалившем к причалу, пропускающему течение дальше к замку. Приема герцогини ожидал человек со срочным посланием. Посланием от ее сына.
Сесиль смотрела на мужчину, преклонившего перед ней колени. Она гордилась своей памятью, которая и сейчас не подвела. Уильям Гастингс из Лейстершира. Старший сын сэра Леонарда Гастингса, верный друг ее мужа. В прошлом году был с ними в Ладлоу. Прощенный Ланкастерами вскоре после произошедшего, он тут же предложил свои услуги Эдварду в Глостере. Это случилось по горячим следам расправы в замке Сандл, когда дело Йорков могло иметь слишком мало притягательности для честолюбивых людей. Сесиль сложно было впечатлить, однако, она обнаружила, что ее сердце потеплело по отношению к человеку, охотно вставшему на сторону Эдварда, в момент наибольшей нужды того в подобной поддержке. Она оказалась также немного удивлена его присутствием здесь. Такое
