моему горю.
– А то что? Врежешь нам? Или второй раз убьешь?
Лысый бьет с ноги мне по лицу – прямо в стиле Брюса Ли – и его нога проходит сквозь мою голову. Я хотел пригнуться, но не успел.
– Мой тебе совет, друг, – говорит покойник в вязаной шапке, – избавляйся от рефлексов живых. Жить тогда будет намного проще. А если кто-то тебя напрягает – здесь можно просто исчезнуть. И ты это знаешь, раз здесь оказался.
Логично, думаю я, и говорю:
– Спасибо. Рад знать, что я не один такой. Увидимся как-нибудь.
– Если хочешь увидеться с нами – просто подумай, и все, – говорит лысый.
Я киваю и возвращаюсь к Сэнди.
Она в такси, гладит Гейси за ухом, лицо спокойное. Я даже не могу понять, о чем она думает. И вдруг мне становится стыдно – хочется побывать в ее голове. Это все равно что против желания раздеть ее. Нет, думаю я, мысли Сэнди это святое. Поэтому я перемещаюсь в голову к таксисту и пытаюсь понять, исключительно из любопытства, что он думает, а возможно и не думает о моей Сэнди. Я понимаю, что у таксиста четверо детей, что все его мысли про источники дохода и ненавистные дороги смешаны с банальным влечением к абстрактным женщинам и замурованы в постоянном вязком переживании, и что ему, Омару Талимхану, следовало бы отговорить жену от рождения третьего ребенка. Я вылезаю из головы таксиста, мысли незнакомцев предсказуемы, по крайней мере мысли Бена и Омара, тех двух мужчин, в чьих головах я побывал. Мне хочется узнать – и странно, что это желание не появилось во мне ранее – что происходит в голове знакомых людей, тех, к кому я не испытываю столь теплых чувств, как к Сэнди. Первыми приходят на ум Папочка и Клэр. Клэр кажется мне более заманчивой – во-первых, она женщина, мне, как мужчине, всегда было интересно понять, что в голове у женщин происходит, во-вторых, в последний раз когда я ее видел, Клэр ползла ко мне и шепотом просила, чтобы я сохранил свою жизнь и в-третьих, хочется просто узнать, живая она или нет.
Я думаю о Клэр и сразу же переношусь в ее голову.
Темнота. Что-то невесомое, более эфемерное, чем я, заполоняет собой пространство. Я – фактически ничто, а все вокруг меня является куда большим, чем я, ничем. Состояние, которое я испытываю, как минимум странное. В первый раз после смерти моя голова не может ни о чем думать. Такое состояние я представлял у покойников, представлял, когда был жив и по наивности уверял себя, что после жизни только небытие…
Неужели Мисс Занудство, вернее, ее физическая оболочка умерла? С превеликим трудом я представляю себе – в этом состоянии воображение почти не работает – что оказываюсь рядом с Клэр, и в следующее мгновение я оказываюсь в больничной палате. Я облегченно вздыхаю – я не люблю Клэр, но и не желаю ей смерти. Клэр жива, она спит или находится в коме – получается, одно из этих двух состояний мне удалось почувствовать со стороны. Какой-то медик бродит по палате, и это кажется мне бесцельным. Его бесцельность меня отвлекает, я переношусь в открытый космос. Затем я думаю, и думаю вполне резонно, что в головы трупов попадать нельзя – иначе те "духи", что, например, витают возле Сатурна, вернулись бы в свои тела, да и в целом, воскрешение стало бы вполне обыденным явлением.
Я спускаюсь на Землю, к Клэр. Медик покинул палату, и слава богу, теперь я вместо него бесцельно хожу по палате. Я мог бы летать, но я хожу, по человеческой привычке считаю, что при ходьбе думается лучше. Мне становится интересно – и странно, что не стало интересно сразу же после смерти, хотя, может, это и не странно вовсе – в общем, я хочу узнать, что произошло после моей смерти. Для этого мне нужно попасть в голову виновника всего этого, то есть в голову внетелесного придурка, то есть в голову покойника, а это, к сожалению, невозможно. Мне остается воспользоваться головой незнакомца, открывшего по мне огонь (думаю, что это Ривьера, хотя после смерти я не уверен) или – что более заманчивее – воспользоваться головой женщины в латексе.
Я представляю, что оказываюсь в ее голове, и в следующее мгновение я вижу перед собой раздвинутые ноги. Сильные бедра, как у бегуний, ровный и привлекательный, в отличие от Клэр, загар. Голые ягодицы – я понимаю, насколько они у женщины упругие – чувствуют под собой пластиковый матрас. В голове у женщины – безудержная похоть, такая, наверное, и не снилась медику Бену, желающему Барбару. Похоть, и ничего более, похоть, желание сделать мужчине приятно, размытые картинки с эрегированным членом. Думать в таком ключе мне, скажем прямо, неприятно, я переношусь обратно к Сэнди. Она все еще в такси, а такси уже находится на Пасифик Хайтс.
Скоро покажется наш домик… Будто бы прошла вечность с того момента, когда я и Сэнди дурачились в ванной. Пока Сэнди с печальным отстранением смотрит в окно, я начинаю понимать, что женщина в латексе ни при чем, она не знает, что пытала меня воском и спрашивала, хочу ли я есть. Мне нужно найти того, кто управлял ее и другими, в том числе и моим, телами, и заставить его по крайней мере не портить жизнь моей Сэнди.
Мне нужно найти покойника, который стоил мне жизни…
Странно, думаю я. Мне нужно найти одного из ста миллиарда покойников – примерно столько людей было на Земле за все время ее существования – а Земля пуста, на Земле я не видел ни одного покойника, видел только серебряные пули с крыльями.
У меня появляется идея. Я мысленно представляю, что оказываюсь в самом крупном сообществе покойников.
Я попадаю на вершину какой-то горы. Шумит ветер, сквозь меня пролетают хлопья снега. Здесь сидят где-то десять покойников, все они, как один, смотрят на меня.
– Как ты здесь оказался? – спрашивает один из них, очень похожий на меня.
Я смотрю на него и думаю, что смотрю в какое-то странное зеркало. Покойник действительно мог быть мной, если бы не ирокез на голове.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я.
– Кин, – отвечает покойник, оказывается возле меня и протягивает руку. Я ее пожимаю и ничего не чувствую.
– Ты очень похож на меня, Кин, – говорю я.
И не боясь показаться бестактным, спрашиваю:
– Давно ты умер?
Кин оценивающе на меня смотрит.
– Скорее, это ты похож на меня. Уверен, что я жил раньше тебя.
Эта фраза ставит меня в тупик. Я
