сила неисчерпаема!
Да зародится династия бессмертных, и я проведу ее в вечность рядом с тобой!»
На следующей странице мысли были уже более современного человека. Не слишком, но все же ей воспринимать их было намного легче. Оно и не удивительно, так как подпись «ДВ 1928» говорила о большом скачке во времени — свыше шестидесяти лет. Если бы не сила О’Шемиры, дарующая бессмертие, во что по-прежнему поверить было невероятно сложно, то Высоков должен был быть уже сгорбившимся стариком, едва способным на то, чтобы держать в руке перо. В том случае, конечно же, если начал писать эту книгу уже будучи зрелым, взрослым мужчиной. Но почерк, полностью совпадавший в тем, что был на первой странице рукописи, несомненно доказывал — написал все это один и тот же человек, причем крепкой, не дрожащей рукой.
Дальше все описывалось не менее интересно, хотя и достаточно устрашающе, осознавая всю реальность изложенных событий. Несмотря на немалый временной промежуток между началом написания книги и второй страницей, в ней четко прослеживалась хронология и последовательность событий, но с некоторыми упущениями и большими интервалами. Видимо, доктор, пускай тогда еще он еще не являлся таковым, записывал только самые знаменательные времена, дающие ощутимые толчки в продвижении их совместной с его хозяином кампании по порабощению Земли.
Юля ухмылялась, прокручивая в голове все эти мысли. Ей — человеку, знающему, что у известного ей мира никогда еще не было одного единственного правителя, — сложно было осознать масштабы и амбиции существа, которого она видела в подвале лечебницы. Ей крайне сложно было вообразить возможным то, о чем говорил доктор. Она не оскорбляла, не ругала его за подобный образ жизни. Наверное, все дело в том, что не до конца воспринимала его письмена как опус реального. Какая-то часть ее сознания все равно рассматривала данное творение из чернил и бумаги как нечто художественное и почему-то не относящееся к реальному миру. Такова была именно ее правда, потому принять иную казалось практически невозможным. Вот только продолжение истории, плавно увлекая ее в судьбы вершителей того, давно ушедшего мира, заставляло ее с каждой новой страницей все больше вникать и доверяться правдивости написанных строк.
Не приходись ей визуализировать в воображении все прочитанное, с большим трудом вычитывая смысл среди размашистых линий, написанных жутко неразборчивым почерком, она успела бы прочесть намного больше. А сейчас она переворачивала лист с обозначением пятой и шестой страниц книги, вновь погружаясь в глубину повествования.
«Я горд, что по истечении лет мой хозяин не отдал своего предпочтения кому-либо другому, оставляя для меня важнейшую миссию по увеличению численности его подданных.
Его знания человечества были довольно скупы, в отличие от моих. Ввиду этого способы решения главной задачи были возложены на мои плечи. Я рассказывал ему как о всех подвигах, совершаемых мною при поиске последователей, так и о неудачах, постигаемых меня в этом нелегком деле.
Когда я рассказал ему о поселении, расположившемся неподалеку его владений, он поставил передо мной задачу прийти туда и изъять из него столько людей, сколько я со своими сподручными смогу увезти на лошадях.
Я смотрел на этих людей. Видел, кто они. Замечал их ценности. Они все были разными: разные желания, стремления, сила духа и, что самое главное — разный возраст. Люди преклонного возраста более рьяно защищали свои интересы, нежели молодые и дети. Детей было много. Все они жили семьями, сплоченно. Я выискивал то, что мне нужно, брал это и не стыдился своих решений во имя владыки. Но столкнулся с сопротивлением. Местные жители воспротивились, не захотели отдавать своих людей. Мне пришлось погубить немало жизней, чтобы забрать лишь нескольких. Большого труда стоило мне и самому уйти живым, но задача была выполнена.
Поведав о сложившейся ситуации О’Шемире, рассказав ему о жертвах, о всех погибших той лунной ночью, я был наказан болью. Он истязал меня своей силой и внушал, что в случившемся лишь моя вина. Все, кто умер, должны были стать его пищей или его наследием. А теперь, из-за моей оплошности, их не стало. Я с ним согласен. Но он проявил милосердие, позволив мне исправить положение. Нет, утраченного не вернуть, но теперь я должен был привести ему больше людей, а права на подобную ошибку у меня больше не имелось.
Владыка не понимает. Я не виню его за то, что он не знает сущности людей, не понимает их привязанности к своим близким. Он не видывал их воинственности, когда кто-либо пытается отнять у них родного человека. Я был вынужден сменить подход. Мне нужно было действовать иначе. Заставить людей отдавать. Отдавать самих вместо того, чтобы приходить и силой отнимать.
Я долго размышлял над этим. Вскоре я пришел к хозяину и рассказал о своем плане, способном изменить все в своей сути. Я нашел тот самый способ, при помощи которого можно заставить обернуть смерть в глазах тех отчаявшихся в созидание. Я вернулся к нему с хорошими новостями и серьезными намерениями исправить свою ошибку.
— Владыка, — обратился к нему я, — есть решение. Я отыскал способ подчинить их твоей воле.
— Говори, — ответил мне он голосом, отразившимся в моей голове.
Никто, кроме меня самого, не слышал его голоса. Я слышал его лишь в сознании.
— Люди любят своих людей. Они способны на все, только бы уберечь себя и близких от любой напасти. Я знаю это и понимаю только потому, что сам некогда был обычным человеком, Владыка. Твоя сила, которой ты меня наделил, изменила меня, но не лишила понимания.
— Говори, — еще более гулким, пронизывающим мой разум насквозь голосом, вторил хозяин.
Он не желал ждать, а я не осмеливался томить его ожиданием, потому я продолжил:
— Люди боятся смерти. Любой обычный человек боится смерти. Когда мы забираем у них людей, они думают, что отдают их на верную смерть, потому готовы на что угодно, чтобы защитить себя и близких. Но что, если тот, кого ты взял, кого обратил и вознаградил даром вечной молодости, придет и взглянет в глаза своим прежним приближенным? Тогда они поймут, что покинувший их — жив, молод и силен. Их глаза воспылают радостью, счастьем за своего человека и согласятся на наши условия — отдавать ради вечности.
— Мой отец не давал указаний о том, — говорил хозяин, — каким образом хочет получить последователей. Ты мудр, мой верный друг. Я верю тебе.
Я горячо поблагодарил владыку за его доброту и рассказал об остальной части своего плана.
— Кто способен показать мой дар этим людям? — спросил он у
