Денег ведь накапало здесь немало, пока я тут лялякаю, а вам еще ведь нужно все это по свежей памяти записать. Честно, я просто не посмею столько… — Он взглянул на счетчик. — Нет, вам лучше и не знать той суммы, что он насчитал за это время. Мне в удовольствие. Отдыхаю. Так что, вы идите, занимайтесь своим очень важным делом, а я займусь своим — посплю часок-другой. Вам ведь хватит этого времени, чтобы все красиво оформить? — спросил он, не требуя ответа. — Я в любом случае сделал бы это. А после я отвезу вас домой. Договорились?
Юля от радости подскочила с места словно на пружинах, и чуть было не бросилась на парня, чтобы расцеловать, переполняясь очень странной и неожиданной добротой к обычному постороннему и совсем незнакомому ей человеку — настолько редко ей встречались отзывчивые и бескорыстные люди на своем жизненном пути, — но сдержала свои эмоции. Решила все-таки не разжигать его уже, по всей видимости, разогретые к ней мужские чувства; мало ли, что ему в голову стукнет. Она с теплой улыбкой на лице поблагодарила парня и, все так же крепко сжимая тяжелую рукопись в своих объятиях, помчалась к прорехе в ограждении, ведущей на территорию лечебницы.
Глава 10. Набеги
Изначально Юля не планировала забираться слишком далеко, чтобы читать книгу. Она лишь хотела спрятаться подальше от посторонних глаз, в частности глаз этого паренька-таксиста. Он думает, что она пишет, а не читает. И правду ему знать вовсе не обязательно.
Заходя в заросли, за которыми выломаны два прута в ограждении, она обернулась, убеждаясь, что скрылась из поля зрения, и, постелив куртку на траву, уселась на нее. Она горела желанием открыть книгу еще в тот момент, откапывая ее из-под влажной, холодной травы, покрытой росой, и едва удержалась, чтобы не сделать этого. Но сейчас, держа ее в руках, удобно расположившись на земле, Юле что-то мешало. Морально. Почему-то ей захотелось быть еще ближе к месту событий, о которых, по ее ощущениям или ожиданиям, начнется повествование с самых первых страниц рукописи.
Это желание, находясь уже так близко, пересилить не удалось, потому она все же забралась внутрь, обошла руины и села под остатки стены, упершись спиной в еще холодные после прохладной предосенней ночи кирпичи.
— Вот теперь то что надо! — довольно проговорила Юля и перевернула переплетную крышку книги.
На первой странице она увидела старые письмена, написанные чернилами от руки очень размашистым почерком. «Точно врачебный почерк, — подумала она — Что тогда, что сейчас — ничего в этом мире не меняется». В самом низу страницы, в углу, притаилось имя автора — Димитрий «Высший». Написано не менее амбициозно и резко, к тому же дважды обведено для придания линиям толщины.
— О чем же ты думал, уважаемый Димитрий Высший? — шепотом проговорила Юля, не заметив, как с губ сорвалось слово, которое, она была уверена, никогда в жизни не произнесет в здравом уме.
Она пыталась представить, как он сидит за столом в полумраке — в свете лампы или свечи — перед развернутым фолиантом и заполняет пустые страницы. Как он думает о содержании книги. Будущем содержании. Для чего он ее пишет, какому читателю адресует эти строки? Какой посыл для мира она будет нести? И ответы на большинство этих вопросов находятся на этой странице. Первой странице.
Ее переполняет интерес, будто бы она находится не на заброшенной территории, где недавно произошел страшный пожар, унесший добрую сотню жизней, а в читальном зале своей родной библиотеки в центре Канорска. Странное окрыляющее чувство обволокло ее, накрыло с головой.
«Я, Димитрий «Высший», говорю с тобой — читателем — от лица всего, что наполняет мой мир. Лица всего, что наполнит и твой мир. Я пишу историю. Я создаю историю руками своего хозяина, властелина, вершителя судеб, дающего жизнь и отбирающего ее по своей воле, ибо воля его велика. И вопреки всем несогласным, страждущие да насытят его дух и восстанут из небытия, из мира забвения, ради служения и восхваления, возвышая своего владыку над слабым миром живых и мертвых».
Рядом с именем, более мелко значилась дата написания этого текста. Август тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года.
«Твою ж мать! — сорвалось ругательство с губ девушки, когда она увидела дату и сложила в голове временную шкалу жизни доктора Высокова. Того, кем он был, и того, кем он стал сквозь года. Высокого, крепко сложенного мужчину с седоватой бородой и странноватой прической. Его манеру говорить, одеваться и все прочее. — Каких же ты метаморфоз претерпел, доктор? Нет, ну правда, такое бывает?»
В ответ ей только ветер мягко лизал листья на деревьях, создавая шуршание, словно она посреди леса в дикой природе. Да и какого ответа она могла ожидать? И не видя того, что успела повидать, конечно же, никогда не поверила бы в достоверность написанного, приняв его за вымысел сумасшедшего. Но такова реальность, и Юля хорошо это понимала.
Солнце уже достаточно высоко поднялось над линией горизонта, которой теперь были деревья. Ничего другого, если оглядеться, в поле зрения не попадало. День в полном разгаре. В пору было бы задуматься, включая здравый смысл: «Что я здесь вообще делаю? Не нашлось более подходящего места для чтения старинной рукописи?» Но желание читать дальше пересилило все голоса разума. И она перевернула страницу.
«Мой хозяин говорит со мной на своем языке, которого не поймет ни один смертный, если не присягнет ему на верность до конца своих дней, счету которым не будет. Перенести его слова на бумагу невозможно. Я слышу его внутри себя. Потому и говорить в этих писаниях я буду о его деяниях моими руками, но своим языком. Я верю, что письмена мои станут путеводителем, начиная со времен зарождения его правления и заканчивая его коронацией, сулящей конец этому миру и становлению нового, совершенного мира. Верю, что мой владыка в скором времени станет лучшим, единственным и полноправным хозяином этого мира, подчинив себе все королевства. Я во главе с ним обуздаю всех непокорных и вознесу хозяина на его заслуженный престол, дабы править землями и государствами. Все, до чего дотянется моя рука, будет принадлежать ему. Каждый преклонит колени и ощутит силу хозяина, а он за преданность воздаст им сполна, преподнеся бессмертие в знак благодарности и силу в знак сплоченности. Не останется никого, кто не познает его величия и правоты его правления.
О’Тул да Ръях ме Схаа Шемира, ты моя вечность. Ты непоколебим и твоя
