попросил Ураган, усаживая Обглодыша на один из присоседившихся к большому карликовых валунов и внимательно осматривая повреждения, полученные мальчишкой во время схватки со слугами купца. — Тебе, я вижу, сегодня есть, чем похвастать.
При этих словах вздернутый нос Обглодыша предательски наморщился.
— Я сражался! — прогнусавил он тонюсеньким голосом, и слезы вновь брызнули у него из глаз. — Я сделал все так, как ты меня учил!
— Страшно представить, — пробормотал Ветерок.
— Но они оказались сильнее!
— Их просто было больше, — подсказал Камень.
— Как они собираются поступить с Птицей? — Ураган старался говорить сухим, деловым тоном, и это ему почти удавалось.
— Когда Уседя увидел царевну, он очень обрадовался! — сообщил мальчишка.
— Еще бы, — хмыкнул Камень.
— Но она тоже не сразу далась им в руки и даже укусила купца!
Ветерок страдальчески вздохнул.
— Уседя сказал, что строптивые рабыни ему не нужны, и пообещал продать ее в Неспехе первому же, кто предложит за нее цену.
Молодой воин, забыв о мальчишке, порывисто поднялся и позвал Белого.
— Неспеха — это всего полдня пути отсюда, — пробормотал он, закрепляя подпругу.
— Вот именно, — отозвался Камень, наоборот развязывая седельный ремень. — И торги на невольничьем рынке там начинаются не раньше полудня.
— Уседя может найти покупателя уже вечером.
— Законы Сольсурана запрещают вести торг после заката, — напомнил ему Камень. — К тому же, сделки подобного рода заключаются только в присутствии старейшин и горожан. Уседя не такой дурак, чтобы ради минутной прихоти рисковать своей репутацией.
Он примирительно положил ладонь на плечо Урагана.
— Солнце садится, — сказал он. — Зенебокам нужен отдых. Да и малыш, наверно, устал.
— Не похоже, — с сомнением проговорил Ветерок, с интересом наблюдая за Обглодышем.
Путаясь в длинных полах плаща, мальчишка шустро раскапывал землю в том месте, где прежде сидел. Видимо, ему удалось не только унести из гибнущего града что-то представлявшее, по его мнению, какую-то ценность, но и утаить эту вещь от купцов. Вот шельма, что тут сказать! С таким точно не пропадешь. Обглодыш наконец завершил свои поиски и с торжествующим видом принес своим спасителям сбереженное сокровище. Камень почти не удивился, когда увидел скрижаль.
***
Желая попасть в Неспеху до начала торга, путники выехали еще до свету. Ночь прошла спокойно, потому и люди, и зенебоки полностью восстановили свои силы. Даже неутомимого Урагана, вызвавшегося с вечера постоять на карауле, ближе к утру сморил сон. Могучий Утес, который в последние годы стал просыпаться затемно, сменил его на посту.
Наиболее благотворно отдых и забота сказались на Обглодыше. Его ссадины подсохли, в глаза вернулся блеск, и он мог без слез и всхлипов внятно поведать о произошедшем в Граде. От него воины узнали, что жестокий набег, как Ветерок и предполагал, возглавил молодой княжич и что именно ему принадлежало страшное оружие надзвездных краев, обратившее в прах стены Града.
— Каким образом он проник на станцию? — задал мальчишке интересовавший его вопрос Ветерок.
— Мой бывший господин — могущественный чародей, овладевший секретами черной магии и научившийся по собственной воле принимать любое обличье! — возбужденно проговорил юный невольник, и в его необычных фиолетовых глазах появился странный блеск. — Но даже если бы он напялил на себя личину табурлыка или даже летающего ящера, я бы все равно его узнал, ибо вонь его гнилого нутра я чую за несколько перестрелов.
Ветерок и Могучий Утес переглянулись. Рассказ мальчишки вносил еще большую неясность в и без того запутанную историю гибели Града, подтверждая только одно обстоятельство. Сила, на которой зиждилась власть нынешних правителей Сольсурана еще темнее, чем можно было предположить.
— Я пытался предупредить людей из надзвездных краев, — Обглодыш смотрел на своих спутников виновато, — но они мне не поверили. Вестники, конечно, мудры, но обращают внимание только на внешнюю сторону вещей и событий. И потому без всяких подозрений они впустили моего господина в его фальшивом обличье внутрь. Тот выждал пару дней, а затем, когда все спали, отключил щит и впустил своих людей. Когда наемники ворвались в Град и начали метать огненные молнии, я понял — все пропало. Единственное, что я еще могу сделать, это попытаться спасти царевну и унести скрижаль. Наследница рода царей не должна сделаться женой сына князя Ниака! — сказал мальчишка убежденно. — Если это произойдет, Сольсуран заполонит тьма! Так гласит предание.
— И кто это тебя научил так ловко предание толковать? — недоверчиво покачал наполовину седой головой Камень. — Что-то я ничего такого не слышал!
— Когда князь Ниак забрал из храма скрижаль, один старый жрец не пожелал расстаться с почитаемой реликвией и последовал за ней во дворец. Он был стар и немощен, я ухаживал за ним, за это он открыл мне некоторые тайны предания, ведомые только людям Храма.
Ветерок только подавил тяжкий вздох:
— Я знаю только одно, если мы не поторопимся, дочь царя Афру может стать наложницей какого-нибудь купца!
— Предание гласит, — многозначительно сказал Камень. — Тому, за кем стоит Правда Великого Се, козни темных духов не страшны. А стало быть, не вижу причин, почему бы нам не поспеть в срок!
***
Еще пятнадцать весен назад Неспеха была маленькой деревушкой в пять-семь дворов, где мальчишки гоняли домашних мурлакотамов, а сонные хозяйки, никуда не торопясь, варили сыр и пекли медовые лепешки. Но стоило рядом появиться караванной тропе, как жизнь в поселении изменилась просто на глазах, оставив в память о былой размеренности и тишине одно название. Сегодня, особенно в дни больших торгов, узкие, по старинке кривые улочки едва не расплескивали бурно текущий в их утлом русле людской поток, а толчея и сутолока достигали пределов последнего безобразия.
В Неспехе можно было встретить краснощеких чванливых синтрамундских купцов, торговых гостей из Борго — шумных, горячих, говорливых, как заморская птица чиполугай, слывших отличными мореходами, а то и людей из страны тумана, которые заплетают вокруг головы длинные черные косы, а самую макушку бреют и натирают маслом для тепла и блеска. Впрочем, большую часть гостей в городе все же составляли светловолосые и светлоглазые сольсуранцы, одетые в неизменные травяные рубахи, отличающиеся одна от другой только плетением и цветами ритуального рисунка, по которому можно всегда определить, к какому роду-племени принадлежит человек. Что ж, новые порядки изменяли по-новому жизнь, и многие племена, прежде избегавшие чужеземцев, теперь вели с ними активную меновую торговлю.
В чужеземцах Могучий Утес не видел ничего дурного. Коли на свете живут разные племена, стало быть такова была воля Великого Се. Торговать тоже Закон не запрещает: если у общины появились какие-то излишки, почему бы их не обменять на что-нибудь нужное или обратить в серебряные кольца, пригодятся на
