как ты это себе представляешь? Я не могу. Даже если бы захотела. Потому что я пообещала Свете, что сделаю что-нибудь. Потому что теперь на меня рассчитывают. Да, это может мне навредить. Но я забочусь о себе, как могу, стараюсь по мере возможности не напрягать ноги. И деньги не тратила сегодня — нас Агатин папа довёз.
Бабушка сочувственно вздохнула.
— Ну вот и что им с тобой делать, Тамарище? Конечно, правильно, что ты хочешь этой Свете помочь. Но вдруг ты непосильную ношу взвалила? Как ни крути — глупая ты ещё, переломаешь себе ноги, потом всю жизнь из-за «Стаккато» испортишь. Об этом ты думала? Поразмысли хорошенько, каково твоей маме. Ей ведь кажется, что ты из-за мимолётного увлечения себе будущее рушишь. Вот она тебя и останавливает. И правильно делает.
Тамара на мгновение повесила нос — а потом вспомнила свои ощущения в «Стаккато».
— Я думала, бабушка. Я это понимаю. И что она не понимает — я тоже понимаю. Но я была там. И я знаю, что сейчас «Стаккато» — это мой шанс встать на обе ноги.
У неё шевельнулся ком в горле.
— Я понимаю, что в это трудно поверить. Всё вокруг меня за неделю так сорвалось и завертелось. Я, возможно, и правда пообещала Свете то, что могу не смочь. Но там, в «Стаккато», я чувствую себя на своём месте. И это чувство не покидает меня, когда я нахожусь там, и когда я там не нахожусь. И дело не в каком-то определённом здании… И не в ребятах — они хорошие, но на их месте могли быть любые другие хорошие ребята. А дело в том, что там я впервые почувствовала…
«Без особой на то причины», — вставил свои пять копеек Стикер.
— …что я что-то действительно могу изменить, что-то могу сделать и кому-то помочь. И это ощущение не отступает от меня ни на шаг. Потому что там, в «Стаккато», я что-то по-настоящему значу. И чего-то стою. Пусть пока что самую малость. И именно поэтому я никогда не пожалею, что хожу туда! — завершила она.
В комнате на какое-то время воцарилась тишина. Слушательницы похлопали глазами и переглянулись.
— Вот она, вся Тамарка, — с довольной гордостью улыбнулась бабушка Людмиле Юрьевне. — Вишь, какие речи толкает? Только на сцене и выступать…
— Ты молодец, девочка, — серьёзно сказала та. — В твои годы ты необычайно взросло мыслишь.
— А кто говорит, что не молодец?! Я что ли?! — изумилась бабушка. — Конечно молодец… Но ты же понимаешь, что можешь как подняться на ноги — так и упасть на них так, что никогда и не встанешь?
— Встану, — упорно сказала Тамара. — Не будет такого, что не встану.
Бабушка лишь вздохнула.
— Ну что ж с тобой поделаешь… Позвоню я Римме, всё ей объясню. Если будет возражать — поживёшь у меня какое-то время. Только, Тамарка, учти: ежели я узнаю, что тебе стало хуже от занятий — я первая тебя оттуда силком вытащу, пискнуть не успеешь! Поняла?
— Да, — с благодарностью кивнула Тамара. — Я поняла.
* * *
На следующий день была суббота. И проснувшаяся на бабушкином диване Тамара решила начать делать то, что задумала.
«Но как?» — спросила она себя, вставая и потягиваясь. На кухне скворчало: бабушка что-то готовила. Аппетитно заглядывал в комнату запах яичницы и жареной колбасы. За окном светило солнце.
Потерев глаза, Тамара ещё какое-то время сидела, глядя на собственные тощие ноги. Затем нашла рукой деревянный подлокотник дивана, опёрлась на него (вместо Стикера), покачнувшись, встала на ноги. Поморщилась, снова чувствуя себя неуклюжей без третьей ноги. Но решила снова попробовать сделать шаг.
— Стикер-то не забудь… — произнесла бабушка, вставшая на пороге комнаты.
Тамара повернула к ней голову.
— Я хотела… — она запнулась, посмотрев на собственные ноги.
Бабушка молчала — и Тамара решилась спросить о том, что занимало её мысли:
— Слушай, мне вот что в голову пришло: может быть, мне начать тренироваться? Ну, ноги разминать там или что-то такое…
— С твоим упорством только двери вышибать, — снова вздохнула бабушка, — но ходить тебе рано. Если хочешь тренироваться — то не с того начинаешь.
— А с чего нужно?
— Начинать тебе стоит, как минимум, лёжа. Так ты не повредишь позвоночник.
— И чего мне делать лёжа…
Бабушка подошла к ней.
— Ложись на пол.
Как только Тамара легла, почувствовав затылком холодные лакированные половицы, бабушка встала над ней.
— Теперь подними прямые ноги.
Помогая себе руками, Тамара, пыхтя, изобразила некое подобие буквы «Г».
— А теперь согни одно колено.
Всё ещё держа шатающиеся ноги-шпалы задранными, она согнула одно колено. В суставе кольнуло.
— Выпрями, и согни другое, — диктовала бабушка.
Тамара повторила то же самое с другой ногой, после чего ей было даровано разрешение опустить обе ноги. Бухнув ими об пол, она почувствовала, как заболела уставшая поясница.
— Хочешь нормальные колени — повторяй это каждое утро, — посоветовала ей бабушка. — Только не переусердствуй! Не делай, если тебе сильно больно, чтобы не навредить. Врачи сейчас, конечно, молодые да хреновые, но некоторым стоит верить.
Поднимаясь с её помощью и берясь за Стикер, Тамара, потянувшаяся за одеждой — спала она в особых Пижамных Доспехах (из мягкой голубой ткани, с месяцами и звёздами) — спросила:
— Ба, как думаешь, я же не инвалид?
Бабушка только махнула рукой.
— Да тебе до инвалида как до Луны.
* * *
Тамара не знала, как именно бабушка смогла уговорить её маму, что ей сказала, какому гипнозу подвергла, — но, когда она вернулась домой, мама, скрепя сердце (и стиснув губы), согласилась на то, чтобы дочь её ездила заниматься в «Стаккато».
— Но если я увижу, что тебе становится хоть немного хуже…
— Если станет хуже — я сама тебе об этом скажу, — честно пообещала Тамара.
С того дня, как бабушка показала ей упражнения, она начала свои небольшие ежеутренние тренировки, состоящие в том, чтобы заставлять свои ноги уставать, когда они только-только отдохнули. Иногда даже заставить себя задрать ноги вверх было трудно — но Тамара вспоминала слова Светы о том, что спуску ей не дадут, и кряхтела, превращаясь в пыхтящую букву «Г».
Уже со следующего понедельника начались активные репетиции в «Стаккато». Сроки у них были сжаты донельзя, так что и речи не шло о том, чтобы ставить «Как вам это понравится?» полностью. После некоторых споров Света решила, что трёх первых сцен и им самим, и зрителям будет достаточно. Стали решать, кто кого будет играть…
— Короче, смотрите, — говорила Света. — Нас семь человек. В первой сцене первого действия —
