будто ты сам сейчас с лопатой побежишь. Оставь их, люди работают. Твоя жена, она же моя мачеха, — крутая умная тётка. Не даст в обиду ни себя, ни детей.
Больше всего угнетала неизвестность — связи с Севером не было никакой. Было тревожно за Катрин, которая точно так же не знает, что с нами. Порток обещал отправить депешу с вермельским капитаном, который ему должен, но, пока она дойдёт, пройдут месяцы.
Я привёз из шахт проходчиков и горных инженеров, и они заверили, что основной свод удержался. Хорошо при Мейсере строили. Но тоннель завален каменными обломками, каждый весом по несколько тонн. Подогнать туда паровые краны не даёт узость прохода, так что придётся подрывать их и вытаскивать вручную, рискуя нарваться на детонацию, если под завалами неразорвавшиеся снаряды.
Я обещал щедрые премии всем и ещё более щедрые компенсации семьям, если кто-то погибнет, и разрешил остаться только добровольцам. Впрочем, недостатка в них не было — все понимали значимость тоннеля для Меровии, у многих были с той стороны друзья и родственники. Работа кипела круглосуточно, но не надо думать, что я сидел рядом на камушке, сверля завал тоскливым взглядом. Организовав процесс и убедившись, что задействованы все доступные ресурсы, мы с Нагмой погрузились в бронепоезд и отправились готовить Юг к большой войне.
Я обычно наступаю на те же грабли не больше трёх-четырёх раз, так что необходимость промышленной автономии Юга мне была давно очевидна. Просто не было лишних ресурсов дублировать северные заводы здесь. На них производилось оружие, боеприпасы, техника, электрические компоненты и сложные инструменты… У нас не хватало рабочих и инженеров, чтобы обеспечить такое же производство. Но это пока не припёрло.
Заложили корпуса, поставили в приоритетную очередь станки для них, а я занялся нудной, неприятной, выматывающей но такой необходимой кадровой работой. Искал на предприятиях достаточно грамотных и амбициозных, при этом не незаменимых специалистов на новые заводы. Где-то через два месяца начало что-то получаться, и тут наконец подоспела весть — тоннель освободили достаточно, чтобы худой отчаянный подросток прополз поверх завала под самым сводом, зажав в зубах телеграфный провод. На мой стол в штабном вагоне рухнул ворох расшифрованных депеш, и ни одна из них не порадовала.
* * *
Война — это понятно. Очевидно, что именно ради неё всё и затевалось. Запереть меня с частью войск на юге, отрезать север от ресурсов — лучший момент.
Киндур связал наши восточные гарнизоны самоубийственной атакой — слишком много сил было брошено на возвращение колоний, они просто не имели достаточно войск для масштабного наступления. Но это их почему-то не остановило — вне всякой военной логики и практического смысла, киндурские части бросились на наши оборонные рубежи. Им даже удалось захватить первую линию и вклиниться в паре мест, но затем увязли, остановились и постепенно были перемолоты артиллерией. Но почему-то не отступили, а бились до последнего, не давая перебросить резервы на запад. Поведение для киндурцев совершенно нехарактерное.
На западе Калания, успевшая бессмысленно и бесплодно подраться в горах с Лоэцией, внезапно оказалась охвачена внутренней междоусобицей. Король Джерис, объявивший очередной «освободительный марш на Меровию» столкнулся с тем, что бароны восточной части страны просто послали его лесом. Им слишком хорошо капало с транзитной торговли, чтобы за просто так всё это порушить. Тогда он официально призвал Багратию ввести войска, которые большой кровью подавили мятеж, а затем двинулись дальше. Ожесточённость боёв, согласно донесениям, была чудовищная. Каланийцы, брошенные на прорыв оборонительных линий, кидались на колючку как безумные, гибли сотнями, но шли по трупам вперёд. Фронт, ограниченный из-за подрыва тоннеля в ресурсах и боеприпасах, был прорван.
Наши войска пытались зацепиться за резервные рубежи, но наступающие давили так, что ничего не вышло. К сожалению, самые активные и талантливые командиры были тут, со мной, а оставшиеся не смогли переломить ситуацию. На момент установления связи бои велись на подступах к столице, и дальнобойные пушки уже доставали до домов на окраине.
Донесения разведки с захваченных в ходе наступления западных территорий меня потрясли — каланийцы устроили там настоящий геноцид, вырезая до последнего человека целые деревни. Не щадили ни женщин, ни детей, жгли дома и посевы, оставляя за собой мёртвую территорию. Багратийцы им не препятствовали. Это было не только чудовищно, но и совершенно необъяснимо: в этом мире так не поступал никто и никогда, даже в колониях. На кой чёрт нужны земли без людей? Кем они их заселять собрались?
Король Джерис объявил на весь мир, что граф Морикарский убит самоотверженными каланийскими героями, взорвавшими тоннель с его бронепоездом внутри. Страшно представить себе, как это известие пережила Катрин. Первым делом отправил ей телеграмму «Я жив», но ответа пока не было. Думаю, известие о моей смерти стало одной из причин того, что страна оказалась в полной дезорганизации и не смогла в должной степени противостоять вторжению. Снова начались крестьянские волнения, несомненно, подстрекаемые внедрённой агентурой, саботаж и диверсии на военных предприятиях, а хуже того — убийства тех, кого я с таким трудом нашёл и расставил по местам в промышленности и управлении.
Транзитная торговля через Каланию вынудила нас уменьшить строгость пересечения границ, что, похоже, привело к инфильтрации множества спящих агентов из числа бывших «дланников». Они, прекрасно зная внутреннюю структуру нашей управляющей вертикали, наносили точечные удары по ключевым фигурам, убивая одних и запугивая других. Я терзался бессмысленным самоедством «будь я там, я бы…», но я был тут.
Как только проход расчистили достаточно для того, чтобы уверенно пролезть, я перебрался на ту сторону, не дожидаясь восстановления железнодорожного движения и оставив дочь с внуком в бронепоезде. В морикарском замке меня догнала телеграмма от Катрин: «Я знала».
Лучшая женщина в моей жизни.
* * *
В столицу я примчался, конфисковав локомотив с одним вагоном. Без охраны, надеясь только на скорость и внезапность, но всё обошлось.
— Ты вернулся, — упала мне в объятия Катрин. — Я ни секунды не сомневалась, что ты жив. И детям сразу сказала:
