сквозь стиснутые зубы.
— Это было в первый день нашего знакомства — прямо перед ужином в твоем доме. Я был в сигарной комнате твоего отца и слушал, как они болтают о чем попало. Потом, в какой-то момент, мой отец спросил, как у тебя дела, и твой отец стал говорить о том, какая ты грубиянка. — Я поднимаю руки вверх, когда в ее глазах вспыхивает ярость. — Это его слова, не мои. В любом случае… мой отец предложил мне научить тебя, как все устроено в нашем мире, поставить тебя на место, так сказать. Научить тебя вести себя как подобает женщине, — Жас смотрит на лампу рядом с собой, словно раздумывая, не стукнуть ли меня ею по голове. Когда она не делает никакого движения, я продолжаю: — Итак… я сказал им, что буду рад помочь. Пейтон постоянно испытывала мои последние нервы. Я увидел возможность получить то, что мне нужно, без нее, и я ухватился за нее. Чарльз и мой отец сказали, что, если я добьюсь успеха с тобой, они примут меня в свои ряды. Реформировав тебя, я докажу, что готов взяться за другие проекты.
Жас какое-то время сидит неподвижно, метая в меня кинжалы своими глазами. Наконец, она делает глубокий вдох и говорит.
— Позволь мне прояснить ситуацию. Ты обещал нашим отцам, что сможешь превратить меня в одну из их маленьких Степфордских жен?
— По сути, да.
Она вскидывает бровь.
— И как именно ты планировал это сделать?
— Я еще не совсем разобрался в этой части.
— Значит, после ужина, когда ты появился в моей комнате — то, что произошло в моем шкафу — это было потому, что ты играл роль?
— Блядь, нет.
Теперь я киплю вместе с ней. Единственное, в чем Жас никогда не должен сомневаться, так это в том, как сильно я ее хочу.
— Тогда какова была цель?
Я вскакиваю с дивана и развожу руки в стороны.
— Я ничего этого не планировал! После ужина я должен был быть с нашими отцами, курить кубинские сигареты. Теперь, когда я думаю об этом, я даже не помню, как поднимался по лестнице. Но когда ты вышла из ванной в одном полотенце, последняя ниточка самоконтроля, которая была у меня внутри, оборвалась. Я был зол, что не смог сдержать себя рядом с тобой. Я собирался сказать, что к черту весь этот план, потому что если я не могу контролировать себя, то как, черт возьми, я смогу контролировать тебя? Я пытался предупредить тебя держаться подальше, но ты ни хрена не слушала. Тебе просто нужно было продолжать нажимать на мои кнопки, как ты всегда делаешь, и я реагировал.
— Положив на меня свои руки? Трахая меня пальцами об стену? Ты серьезно пытаешься обвинить меня в этом дерьме?!
Я смотрю ей прямо в глаза.
— Не притворяйся, что тебе не нравилось каждое гребаное мгновение той ночи или любого другого раза, когда я прикасался к тебе после этого.
Она встает, сжимая кулаки.
— Трахни меня!
— С радостью. Назови время и место, милая.
Жас поднимает руку, но она транслирует свое намерение за милю.
Я хватаю руку в середине замаха.
— Хорошая попытка.
— Отпусти. Отпусти. Меня, — она вырывается из моей хватки, широко раскрыв глаза.
Какого хрена я делаю?
Сдерживание Жас, вероятно, вызывает у нее какие-то воспоминания. Я тут же ослабляю хватку и делаю шаг назад. Черт возьми.
— Прости меня. Я не хотел…
— Заткнись, — она сжимает кулак вокруг моей футболки. — Просто заткнись. Заткнись. Блядь. Заткнись.
Прежде чем я успеваю сказать: «Или что?», Жас дергает за хлопок, притягивая меня к себе. Она прижимается своими полными губами к моим, и мысль о том, чтобы бросить ей вызов, рассеивается в воздухе. После этого уже ничто не имеет значения.
Наши рты встречаются в неистовом отчаянии, прижимаясь друг к другу в поисках большего. Тихие стоны Жас отдаются прямо в мой член, заставляя меня за две секунды перейти от спущенной мачты к полным парусам. Она трется животом о мой стояк, но трения недостаточно. Я опускаюсь на диван и тяну ее за собой, пока она не оказывается на моих коленях, не разрывая поцелуя. Я чувствую жар ее киски сквозь одежду, когда она прижимается ко мне. Ее спина выгибается, когда мои губы путешествуют по ее шее. Она раскачивается на мне, когда мой большой палец проводит по ее соску через топ.
— Блядь!
— Я знаю, — пробормотал я, прижимаясь поцелуем к ее ключице. — Блядь, тебе хорошо.
— Нет. — Жас надавливает мне на грудь одной рукой, а другую кладет на свой живот. — Ай! Блядь, как ой!
— Черт, — мои глаза пробегают по всей длине ее верхней части тела, пытаясь определить источник проблемы. — Что болит?
Жас поднимает уголок своей рубашки. Моя челюсть сжимается, когда материал сдвигается еще немного вверх, обнажая сердитую, неровную красную линию.
— Господи Иисусе. Это от ножа?
Она кивает, закатывая рубашку и заправляя ее под бретельку лифчика.
— Все еще болит?
Жас пожимает плечами.
— Большую часть боли сейчас вызывают мышцы живота, которые все еще довольно болезненны из-за того, что их разрезали во время операции. В основном это тупая боль, как после очень тяжелой тренировки, но, когда я двигаюсь определенным образом, это вызывает очень острую боль, что сейчас и произошло. Больно до жути, но всего на несколько секунд. По сравнению с тем, что я чувствовала вначале, это ночь и день.
Я легонько провожу по свежему шраму, отчего по ее телу пробегают мурашки.
— Это единственный шрам?
Жас качает головой.
— Нет. Есть еще один, примерно в два раза длиннее, от хирургической операции, которую им пришлось делать.
Мои брови сошлись в замешательстве. Мне хорошо виден весь ее живот, но я ничего не вижу.
— Где?
Жас начинает стягивать пояс своих леггинсов, а затем и черные хлопковые трусики. Прежде чем я успеваю спросить, зачем, появляется еще одна линия, шириной пять или шесть дюймов, примерно на шесть дюймов ниже пупка. Кожа здесь также красная и слегка приподнятая, создавая что-то вроде гребня, но это явно результат более точного разреза. Я настолько сосредоточен на доказательствах ее нападения, что тот факт, что Жас сидит у меня на коленях с частично обнаженной киской, меня даже не беспокоит. Похоже, я все-таки сдерживаю себя.
Мои глаза путешествуют вверх, по ее подтянутому животу. По большей части это гладкая, загорелая кожа. Но есть одно большое пятно, нарушающее совершенство, слегка окрашенное в желтовато-коричневый цвет.
Моя рука скользит по самому темному участку.
— Почему здесь до сих пор
