любовника, — усмехнулся он.
— А разве запрещено? — приняла Иона удивлённый вид и села к зеркалу.
Она стала поправлять волосы, словно хотела вновь уложить их в причёску, что вызвало у Петра лишь большее поражение:
— Я тебя не узнаю… Нас всех не узнаю! Это месть? Ты даже не выслушиваешь, а просто уходишь к другому?! Здесь явно явились для показа!
— Вы, сударь, — оглянулась с ухмылкой Иона. — Отвлеклись вдруг от любовниц. Они заждались… Что вдруг делаете в этой комнате?
— Что?! — опустил он шпагу от переполнившего возмущения. — Это ты что здесь делаешь…. с ним?! — указал он концом шпаги вновь на англичанина. — Следишь за мной и издеваешься?!
Тот хотел отойти в сторону, но внезапно ударивший его локтем соперник заставил пасть без сознания на пол. Застывшая от испуга Иона уставилась на тело Гилберта, и Пётр усмехнулся:
— Как хрупка оказалась твоя великая на словах любовь… Где Павлуша? Ты немедленно объяснишь всё!
Только Иона сорвалась с места и скорее убежала. Бросившись следом, Пётр не успел нагнать, как она пала в объятия остановившего её в зале человека Разумовского. Тот немедленно поспешил увести на улицу, где, в ожидавшей у входа карете, они скрылись быстро из вида, а выбежавший Пётр с отчаянием опустил руки…
Он уставился вслед увозившего его супругу экипажа, а что делать дальше — пока не знал. Рядом вскоре встала Линн. Она положила ему на плечо руку, словно пыталась показать поддержку, и тихо сказала:
— Тебя пытались опоить чем-то, чтобы убедить Иону в изменах. Но она, как видно, и так подозревает тебя во всём… Одна из моих девочек видела всё, а агент Разумовского успел ляпнуть, что ждёт момента, чтобы забрать бедняжку Иону с собой.
— Я больше ничего не понимаю, — мотал головой Пётр, так и глядя в сторону, куда уехала карета. — Отпустить её не могу…. но и её презрения не вынести… Доказать ничего тоже не смогу.
— Ты ли стал пессимистом?! — улыбнулась нежно Линн. — Идём, — взяла она его за руку и силою дёрнула идти вместе. — Любовь твоя пока под защитой агента… У него нет в планах причинить ей вред, поверь. Ты пока поешь, выспишься… Давай, — снова дёргала она хотевшего уйти Петра возвращаться в особняк. — Ночь уж скоро…. темнеет… Идём. Сейчас ты её не остановишь и не вернёшь.
Устав от происходящего, Пётр всё же подчинился. Он молча вернулся в спальню, которую отвела ему Линн, дождался скоро ужина и лёг в постель. Сама Линн сидела тем временем рядом за секретером и что-то писала в своих бумагах.
Она время от времени поглядывала на уставившегося в потолок Петра и с жалостью к нему тихонько вздыхала. Как уснул, он не помнил, но, дёрнувшись во сне всем телом, вдруг очнулся…
— Тише, тише, — заметила Линн его беспокойство и села подле, ласково коснувшись щеки. — Кошмар приснился?
— Агент Разумовского, — нахмурился в размышлениях Пётр. — Он увёз её к нему, уверен.
Скорее поднявшись, он надел камзол, прикрепил обратно на себя шпагу и пистолет и направился к выходу.
— Видит Бог, завидую я ей, — улыбнулась шутливо Линн, но ему было не до шуток:
— Кто пытался меня опоить? Что-то подсыпали в шампанское?
— Да, я успела выяснить, пока ты ел, — последовал спокойный ответ его собеседницы. — Незадолго до появления Гильберта с Ионой некий друг виконта Моберга подкупил мою девочку подсыпать тебе некое зелье, которое он и дал. Она же, к счастью, зная, что ты дружен со мной, не решилась на подобное, но подсыпала тебе иное…. чтоб спал. А то зелье, дурочка, незаметно вылила в цветы. Ты знаешь, цветы погибли в считанные минуты!
— Жаль, что вылила…. ну и цветы жаль, — вздохнул с улыбкой Пётр. — Что ж…. друг виконта Моберга, говоришь?… Навестим… Как-то он, значит, связан с Гилбертом. У этих типов связи с миром врачевания?
— Не знаю, — удивилась Линн. — Карл Моберг — человек пожилой, вполне добрый, учтивый, часто весёлый… Старый холостяк. Что ещё сказать, даже не разумею… Он здесь каждый вечер.
— Ясно, — кивнул Пётр. — Он приезжает на своей карете?
— Да, — улыбнулась Линн в догадках. — Тебе не составит труда его узнать. Герб у него красивый, красочный. Лев с сердцем, на котором восседает улыбчивый ангел.
— Ещё один авантюрист, — усмехнулся Пётр. — Ему бы дружить с Разумовским. — Что ж…. спасибо и на том… Присмотри пока за Ребекой. Не упусти!
— Она под замком, — подмигнула Линн. — Присмотрю.
Откланявшись теперь, Пётр послал ей воздушный поцелуй, оставив довольной, и поспешил покинуть особняк. Коня своего он пока попросил подержать здесь, а в путь отправился на городской карете…
Глава 28
Как только прибыл к Разумовскому, Пётр сразу вошёл в кабинет, где работал Никитин. Друг немедленно оставил дела, пригласив к столу, но он спешил:
— Уверен, Иона где-то здесь… Человек Разумовского увёз её из особняка Линн, уверен, сюда!
— Успокойся, — прошептал Никитин, указав на дверь в конце кабинета. — Я проведу тебя тайком к его покоям, а дальше сам. Я не могу светиться пока в этом деле. Разумовский приказал не вмешиваться…. угрожая приказал.
— Понимаю, — кивнул Пётр, последовав за немедленно провожающим его другом.
Услышав доносившиеся из одной из комнат голоса, он тут же помахал рукой Никитину уходить. Друг понял, что дальше тот справится сам. Он ушёл, несколько раз оглянувшись, а Пётр встал ближе к двери, узнав голос плачущей Ионы.
Приоткрыв дверь так, чтобы в щель было видно происходящее, он с тревогой наблюдал, как она, сидя на диване в объятиях Разумовского, плакала на его плечах:
— Помогите, умоляю, мне не к кому больше обратиться.
— Красавица моя…. сладкая моя, — ласково повторял Разумовский. — Мы разберёмся во всём, обещаю… Но как быть с Вашим супругом, я затрудняюсь даже.
— Помогите, умоляю, ведь я жду его ребёнка, а Гилберт уверяет, что не докажу, чей ребёнок, — рыдала Иона, подняв глаза к нему, жалостливо взирающему в ответ:
— Ваш супруг меня презирает, он даже слушать не будет… Ах, ягодка моя, перестаньте слёзы лить или я вас буду целовать.
— Оставьте это, прошу. Вас же в Вене невеста ждёт! Будьте ей любящим мужем, — вытирала она упрямые, не останавливающиеся слёзы платочком. — Я принадлежу Петеньке, люблю его и жить без него не смогу… Как докажу я ему всё?
Вдруг скрипнувшая дверь заставила обоих оглянуться и застыть в ожидании. Медленно открыв дверь ногой, Пётр остался стоять на пороге. Он пронзительно смотрел в глаза Разумовского, и тот, чувствуя, что сложилась весьма неприятная ситуация, отстранил от себя Иону и отошёл в сторону. Его взгляд бегал то вокруг,
