— Да, ро, — ответила Роза, убедившись, что корабли — на якоре, а пыльные пальмы и жухлая трава там, где и всегда.
Старик покачал лысой головой.
— Я тоже, ро. Обычно я прихожу сюда от одиннадцати до половины двенадцатого. Но сегодня я опоздал, и мое место занято.
— Здесь полно места. Сейчас я все это подвину. — И она сдвинула в сторону газету и еду.
— Это очень любезно с вашей стороны, ро.
— Ну что вы, ро. Я не так уж и много занимаю места со своими бутербродами. Кстати, не желаете попробовать?
— Благодарю вас, — сказал старик, — но бутерброды мне не по зубам. У меня есть рисовый пирог. — И он достал откуда-то из-под рубашки сверток. — Не буду отвлекать вас от кроссворда.
— Да я все равно тут с ним запуталась.
— А в чем проблема?
— Э-э, ну ладно… — Роза взглянула на незаполненные клеточки. — Так говорят, когда сильно устают. Две буквы…
— Ох, — тут же откликнулся старик.
— Подходит, ро…
— Ох! Я всегда охаю, когда поднимаюсь по лестнице. — И он захихикал кудахтающим смехом. — У меня такие слабые ноги, что приходится охать по нескольку раз в день! Какое там еще слово?
— Да… Обоюдоострый нож, шесть букв…
— Стилет.
Роза кивнула и заполнила клеточки.
— Ну конечно! Как я сама не догадалась? Ведь я вижу раны от стилета раз по десять на день. К тому же стилет подходит к другим словам.
— Так-то вот, доктор, — сказал старик, и его лицо осветилось улыбкой. — Больше подсказывать не буду. Не хочу мешать вам отгадывать кроссворд.
— Вы мне совсем не мешаете, ро.
— Вы очень любезны. Вижу, что произвел на вас впечатление. Но если я не угадаю следующее слово, то впечатление может и померкнуть. Так что лучше я на этом остановлюсь. — И он подмигнул Розе. — Видите, какой я хитрец?
— Да, ро, — рассмеялась Роза. — Так оно и есть.
Старик медленно откусил кусок рисового пирога, с трудом его прожевал и сказал:
— Вы так чисто говорите на тагалоге. Должно быть, вы родом из Кесона.
Роза кивнула.
— И вы тоже, ро.
— Вам приходилось бывать в Инфанте?
— Я выросла неподалеку, ро.
— А вот я родом с Полило.
— В хорошую погоду Полило был виден прямо из моего дома.
— Да… Вот поэтому-то мы с вами приходим обедать в этот парк. Клочок моря, несколько кокосовых пальм… — Старик поднял костлявые руки и оградил ими лицо с обеих сторон. — Если вы будете держать ладони вот так, то увидите только деревья и море, как будто оказались дома.
— Если бы только не запахи и не звуки, ро.
— Эх! Запахи и звуки… Да еще море такое грязное, как будто в него стекает вода из канализации, и деревья все пыльные. — Старик еще медленнее откусил от своего рисового пирога и с трудом принялся его жевать.
И жует он тоже как-то безрадостно, — подумала Роза.
Потом он сбросил шлепанец с правой ноги и провел большим пальцем черту в пыли с окурками.
— Ненавижу этот город. Я живу в нем уже тридцать лет и все это время ненавижу его. Возле моего дома совсем нет зелени, не считая растений, которые пробиваются сквозь трещины в асфальте. В вашем районе то же самое?
— Нет, ро. Это очень симпатичный район. Там много деревьев и цветов, и многие сейчас цветут.
— Ах цветут! Это красиво, но все равно не то что дома.
— Да, ро, — твердо сказала Роза. — Совсем не то что дома.
— Вы жалеете, что уехали?
— Нет. Вернее, даже не знаю. То есть… — Ее брови сошлись от напряжения. — В Маниле я добилась того, о чем даже мечтать не могла. Я врач, мои дети ходят в хорошую школу, у меня большой дом, машина… Не думала, что у меня когда-нибудь будет все это.
— Наверное, все-таки скучаете по дому?
— Да, ро.
— Вы приехали сюда учиться?
— Да.
— Учиться, — повторил старик и покачал головой. — Но ведь это еще не все.
— …Нет, не все.
— Была и другая причина, а это уже грустная история.
Роза ничего не ответила. Слезы вдруг брызнули у нее из глаз и покатились по щекам.
— Ой, — вскрикнула она и потянулась к сумочке, чтобы достать пакетик бумажных носовых платков. — Даже не знаю, с чего это я вдруг… — Роза нашла пакетик и снова села, но пакетик так и остался лежать неоткрытым у нее на коленях. — Простите меня, ро.
— Эх, — старик взглянул на нее, прищурившись от яркого солнца, и погладил по руке. — Вот именно… Вот именно… Я прожил здесь целых тридцать лет. Никто не приезжает в этот город от хорошей жизни.
— Стилет. — Роза обвела буквы еще раз. Кофе остыл, мороженое растаяло, и что-то теплое уже пару минут как притулилось у ее ноги.
— …Кстати, Раффи, почему ты еще не в кровати?
Над столешницей появились глаза.
— А я совсем не устал.
— Ну иди ко мне. Дай-ка я на тебя погляжу.
Роза взяла сына под мышки и усадила себе на колени. Раффи слегка поерзал, устраиваясь поудобнее.
— Хочешь мороженого?
— Нет. Где папа?
— Застрял около Юнайтед-Нейшенс-авеню. Хочешь ему позвонить?
— Хочу.
— Тогда дай мне телефон, я наберу номер.
После третьего звонка резкий голос сказал:
— Я задерживаюсь, Роза. Никак не могу отвернуть болты, как будто их приварили.
— Тут один человек хочет с тобой поговорить.
— Тот самый, который еще не спит, хотя ему давно пора?
— Возможно…
— Это он или она?
— Угадай.
— Ладно. — Послышался лязг баллонного ключа о бордюрный камень, потом раздался спокойный голос: — Передай ему трубку.
4
— Здравствуйте, молодой человек. Я слышал, вам не спится?
— Привет, пап. Не спится.
— Понятно…
— Сегодня так жарко, а тут еще комар кусается, хотя мама закрыла дырку в сетке. Их уже несколько.
— Как они умудряются находить дырку?
— Они ее всегда находят!
— Это уж точно. Раффи, но ты ведь можешь спать, не обращая внимания на комаров. Помнишь, сколько их у наших родственников в деревне? Если уж деревенские комары тебе нипочем, то что говорить о каких-то городских комариках?
