Книга Мой друг по несчастью - Артём Римский

Прихожу как-то раз летним вечером с полной баночкой блох – продуктивный день был, – а дома моего и нет. Ровная поляна на месте дома. Я в полицию. Говорю: «Дом у меня исчез». А они мне: «Не исчез, а похитили ваш дом, но мы сделать ничего не можем. Потому что похитили его космические пираты». Я тогда уже ничему не удивлялся. Пираты так пираты, космические так космические. Развернулся и ушел от них. Все с начала начинать пошел. Вот ты, скажи без обиняков, кем хотел бы стать? – он поднял на меня взгляд и я отметил, что взгляд его может быть даже добрым.

– Каким-нибудь агентом или детективом, – ответил я, и тут же вспомнил господина Асфиксию. – Серийных убийц хотел бы ловить.

– Так стань. Нет никаких ограничений для тебя теперь. Правда, как станешь, не удивляйся тому, что будет происходить дальше. Пойми, Беспомощный! Перед тобой сейчас открыты все двери, но подходя к каждой из этих дверей, ты должен задать себе сто раз один и тот же вопрос: «Нужно ли мне это?»

– А если нужно? Если действительно нужно?

– Не нужно, – ответил Мученик. – На самом деле, не нужно.

– Так что? Не открывать ни одной двери?

– Тебе решать. Я просто говорю, что на самом деле все, что кажется тебе нужным, таковым не является. Даже твоя война – она тебе не нужна. Она заведомо обречена на поражение, в ней нет никакого смысла, потому что цель твоя – это иллюзия страдающей души. Это химера.

– Мученик, ты понимаешь, что вообще несешь? Ты просишь меня поверить в какую-то мистику, в сказку! Я уверен, что твоя тяжелая судьба просто свела тебя с ума, хоть и не могу отрицать того, что ты очень проницательный сумасшедший, и некоторые твои наблюдения действительно имеют место в моей жизни. Но я никогда не поверю в то, что у человека могут похитить дом космические пираты! – я расхохотался и сделал глоток пива. Но расхохотался-то я не от большого веселья, а как раз наоборот.

– Ну, до космических пиратов тебе еще нужно дожить. Начиналось у меня тоже все с малого, – продолжил Мученик, вовсе не смутившись моим недоверием. – Познакомился я на первых порах с девушкой. Как ты со своей Червоточиной. Умная, милая, заботливая. Я тогда еще глупым был, и верил в какие-то счастливые сказки, а потому не сразу понял, что это очередная игра, еще одна уловка. Знаешь, как ребенка приводят в магазин игрушек, дают поиграть каким-нибудь дорогим вертолетом, которого родители ему никогда не купят, а потом отбирают и ставят опять на витрину. Но тут фокус еще более жестокий. Тут ничего не возвращается на витрину жизни. А просто ломается на твоих глазах, а когда ты пытаешься эти обломки собрать и склеить, то над тобой еще и посмеются.

– Так что там с той девушкой? – уточнил, потому что Мученик замолчал и сосредоточил пустой взгляд на стене за моей спиной.

– Она была скрипачкой, – усмехнулся он.

– И что здесь плохого?

– Ничего плохого. Абсолютно. Она садилась утром и начинала водить смычком по струнам. Она просто водила смычком по струнам, не понимая в музыке ровным счетом ничего. При этом корчилась в этих одухотворенных гримасах, дергала плечами и головой, как это делают скрипачи, а на деле, из-под смычка выходили не то, чтобы просто звуки, а звуки настолько отвратительные, что через пять минут начинало тошнить. Через пять минут. А она это делала по двенадцать часов в сутки! Каждый день. Она на полном серьезе считала себя гениальной скрипачкой! Она открывала ноты Моцарта или Бетховена и свято верила, что играя свою какофонию, исполняет их произведения. Она брала нотные тетради, и совершенно ничего не понимая в нотной грамоте, просто рисовала на линиях все эти ноты и знаки, которые видела в настоящих произведениях, а затем ходила с этими «шедеврами» в консерваторию и пыталась убедить преподавателей в своей гениальности. Когда же ее деликатно посылали, плакалась мне, что она непризнанный гений, а затем вновь садилась и заставляла меня по несколько часов слушать этот бред.

Я рассмеялся от души, когда Мученик взял паузу.

– Ну… это ведь просто психическое расстройство. Наверное, даже безобидное.

– Однажды я не выдержал этой пытки и попытался поговорить с ней по поводу ее музыкальных способностей. Ранее я уже пробовал посоветовать ей обратиться к частному учителю, мотивируя тем, что ей необходимо развивать свою технику, но она ответила, что сама способна научить всех этих бездарей настоящему виртуозному исполнению. Так что в этот раз я прямо сказал, что играть она не умеет. Видимо, она могла простить такое суждение людям из мира музыки, которых ни во что не ставила, но мне, как человеку, которому пришлось пережить ни один ее концерт, она такого оскорбления простить не могла. – Он расстегнул засаленный воротник своей рубашки и продемонстрировал мне шрам, который пересекал его шею. – Смычком. Той же ночью.

– Ого, – присвистнул я.

– Так что будь осторожен со своей Червоточиной.

– Прекрати, старик. Я от нее убежал.

– Ага! Значит, было от чего убежать, да?

– Да, было от чего, – ответил я, вспомнив ненависть, с какой она говорила о самоубийстве своего мужа.

– Не сомневайся, что она тебя так просто не отпустит.

– Так, а что там с космическими пиратами? – усмехнулся я, чтобы переменить тему.

– Ничего. Где бы я их искал? Оставшись без дома, вскоре остался и без работы. Собирал макулатуру, полгода где-то перебивался в нищете. А потом, на какой-то свалке, в коробке со старыми газетами нашел сверток. Знаешь, что за сверток оказался? Рукопись с неизданным романом какого-то мастера детективов, умершего за год до моей находки. Отнес в издательство и там мне без долгих разговоров дали миллион франков за этот потерянный шедевр. Тогда же нашел одного парня, который предложил мне космическую летающую тарелку, и позволить ее себе я уже мог, как ты понимаешь. Можно было сесть и полететь в космос на поиски своего дома, поиграть в звездные войны с галактическими пиратами. Не решился. Не знаю, почему. Возможно, побоялся быть покинутым в одиночестве на каком-то Юпитере, в единственной его пещере, где чудом окажутся кислород, вода и нормальная температура. Спасовал, короче, и выбрал земные блага. Миллиона франков мне хватило на несколько лет веселого и безбедного существования. Жил в отелях, потому что понял, что дом в этом мире штука ненадежная, пил, ел, спал с красавицами, и терпел бесконечные издевательства и насмешки от своего безликого врага. Однажды сорвался и сжег в камине примерно триста тысяч франков. Потом плакал и просил прощения – утром