Бог призвал еще одного каймана и поплыл обратно во дворец. И только спустя долгое время после того, как он покинул болота, птицы в деревьях осмелились поднять голову и осторожно закричали, все еще боясь гнева Повелителя.
Глава 12
Мехико никогда особо не вдохновлял на любовь. «По крайней мере это не Мехико!» – срывается с губ каждого, кто живет далеко от столицы. Эту фразу обычно подкрепляют покачиванием головы. Все согласны, что Мехико – вонючая выгребная яма, наполненная преступниками, живущими в съемных квартирах, а уж про развлечения в этом городе и говорить неприлично. Парадоксально, но все также сходятся во мнении, что Мехико по-своему привлекателен, ведь там такие широкие улицы, и сверкающие машины, и магазины, забитые товарами, и кинотеатры, где показывают звуковые фильмы. Небеса и ад – вот что такое Мехико.
До 1925 года Мехико был относительно свободен от новомодных иностранных влияний. Но потом все изменилось. Сначала появилась реклама. Стройные, томные женщины на билбордах. Если часть жителей неодобрительно качала головой, то другая часть с энтузиазмом восприняла новые идеи. Теперь никто и не пытался скрыть под пудрой смуглую кожу, а одеваться стали в духе века джаза. Если во времена Порфириата в моде было французское, то Мехико двадцатых помешался на всем американском. Чарльстон! Короткие стрижки! Машины «форд»! С губ молодежи все чаще срывался английский, юноши копировали Рудольфа Валентино с его зализанными назад волосами, а женщины пытались походить на эффектную мексиканку Лупе Велес, снимающуюся в голливудских фильмах.
Пока Кассиопея и Хун-Каме ехали в такси, девушка с восхищением осматривала город. Ей казалось, что в Мериде люди двигаются быстро, но здесь темп был просто безумным. Прохожие почти бежали, сердитые автомобилисты били по клаксонам, трамваи переполнены, разносчики газет выкрикивают заголовки, а билборды объявляют, что курить стоит сигареты Buen Tono.
Хун-Каме выбрал отель «Мансера». Десять песо за ночь – такая цена казалась Кассиопее непомерно высокой. Раньше это был жилой дом в барочном стиле, но потом его выкупили, перестроили и превратили в роскошное место, обставленное стальной мебелью «Симмонс». Купил дом глава какого-то профсоюза, и говорили, что он заплатил золотом. Но и это еще не все. В отеле довольно часто устраивали оргии, и хозяин потратил миллион песо, предназначенные для ликвидации их последствий. Скорее всего, все это было правдой.
Кассиопея испытывала страх, зайдя в лобби; она не знала, как здороваться с человеком за стойкой. Однако Хун-Каме вел себя уверенно. Он оплатил две смежные комнаты и распорядился отнести вещи. Слугу он отправил в магазин за спичками и ножницами. Кассиопее стало любопытно, и она спросила зачем. Хун-Каме сказал, что объяснит позже. Девушка не стала настаивать, так как была голодна и хотела перекусить.
– Мне нужно призвать призраков, – сказал Хун-Каме, когда они пообедали и вернулись в комнату.
– Для этого тебе и нужны ножницы?
– Да. Мы отрежем твои волосы. – Бог коснулся ее прядей, показывая: он собирается отрезать ей волосы до подбородка.
Кассиопея решила, что ослышалась.
– Мои волосы?.. – осторожно переспросила она.
– Да.
Она даже не знала, что ответить. Ей хотелось громко закричать «нет», но она не могла открыть рот – слишком была возмущена.
– Позволь объяснить, – продолжил бог спокойным голосом. – Мне нужна информация о пропавших частях моего тела. Чтобы ее получить, я воспользуюсь услугами призраков. Вызвать их можно с помощью человеческих волос, костей или зубов. Ты же не хочешь лишиться зубов?
– Но… но ты вызвал то существо в Веракрусе без моих волос, – запротестовала девушка.
– Это был психопомп, существо из Шибальбы, над которым я имею власть по праву рождения. Если бы мы были в моем царстве, я бы смог вызвать призраков без подношения. Но раз я в твоем мире и я… и я в данный момент не совсем я, приходится искать другое решение.
Кассиопея надеялась, что это шутка, но он говорил серьезно.
– Ты не можешь использовать меня как… как… глупую марионетку, – возразила девушка. – Не можешь брать все, что хочешь, и…
– Если ты успокоишься, то поймешь, что это самый разумный вариант.
– Разве мы… разве мы не можем заплатить какому-нибудь парикмахеру за волосы? Они все равно их выкидывают, – настаивала Кассиопея.
– Важна одна деталь. Волосы нужно отдать добровольно, осознавая, что делаешь.
Кассиопея обычно не устраивала сцены, но когда до этого доходило, зрелище было еще то. Сейчас она была близка к тому, чтобы закатить пощечину богу смерти. В таком же состоянии она однажды ударила Мартина. «В нее вселяется дьявол», – говорила ее мать, когда девушку охватывала ярость.
– Да пошел ты со своими деталями! Не знаю, зачем я вообще приехала с тобой в этот город! – закричала она.
У окна стоял стол, а на нем – тяжелая пепельница. Кассиопея схватила ее, собираясь кинуть в бога, но потом, подумав, уселась на пол и поставила пепельницу рядом с собой.
– Ты приехала, потому, что мы, к несчастью, связаны, и тебе нужно, чтобы я снял оковы, удерживающие нас вместе, – спокойно произнес бог. – И потому, что вся эта история намного больше тебя и меня.
Кассиопея смотрела на свои туфли.
– Мне все равно, – наконец сказала она.
Хун-Каме наклонился, словно желая получше взглянуть на нее.
– Можем попробовать иначе, но тогда придется купить лопату и поискать на кладбище подходящий труп. Некромантия, слышала? Полагаю, ты предпочтешь вариант попроще, особенно учитывая, что время уходит.
Бог говорил очень вежливо, и из-за этого девушка почувствовала себя капризной и глупой. Ей захотелось плакать. Она прикусила губу, иначе бы она действительно ударила его по лицу.
– Почему постоянно я делаю подношения? – спросила Кассиопея.
– Потому что, милая моя, ты смертная, а я бог. Боги подношений не делают.
Теперь Кассиопея разозлилась на всю Вселенную, которая поставила ее на самую низкую ступеньку. Она-то решила, что все изменилось с отъездом из Уукумиле, но нет. Она осталась Кассиопеей Тун, и звезды объединились против нее.
– Дай мне ножницы, – потребовала она, встала и пошла в ванную комнату.
Кассиопея быстро справилась с делом. Пусть она и пыталась унять дрожь в руках, все равно отрезала пряди неровно. Ну и пусть, пусть! Закончив, отшвырнула ножницы и разрыдалась, сидя на краю ванны.
– Это было единственное… единственное… что мне говорили приятного: «У тебя красивые волосы»… И что теперь?
Хун-Каме смотрел на нее с холодной отстраненностью, и ей даже стало стыдно. Сидит тут с красными глазами и шмыгает носом. Мартин столько издевался над ней, но она никогда не плакала. Было неприятно вести себя как ребенок, ведь она так гордилась своей стойкостью и здравым смыслом.
