прибавилось дыр, но никому уже не будет до этого дела. Не будет ведь? В лиловом свете блеснуло что-то крохотное. Леда опустилась на корточки и подняла с мокрых половиц пуговицу. Обычную пуговицу с облетевшей позолотой, каких на улицах Города-Грозди она видела сотни. Ничем не примечательную, но все же…
Даже в шуме дождя, который изливался на землю потоками – словно небо опаздывало, словно землю хотели поскорее утопить, – Леда услышала шорох в углу комнаты. Металлический, почти звенящий. Знакомый. Она убрала пуговицу в карман. Судя по бумагам на полу, Когти побывали здесь, но отчего-то не тронули ножниц. Из суеверия? Из страха? Что они подумали, глядя на карты? Почему оставили горы исписанных бумаг гнить? Или часть они все-таки забрали? А может, решили, что эксцентричный отшельник был сумасшедшим и уехал, чтобы затеряться где-то в изгибах Хвоста? Не особенно старались, и у этого была причина? Может, очень звонкая, потому что Порезы всегда были связаны с…
Шорох повторился, и Леда опустила взгляд.
Деревянный пол проели голодающее время и не менее голодающая сырость. К лету от бумаг осталась бы только каша. Живи сама Леда в таком доме, она бы уносила по-настоящему важные вещи в другое место. Или…
Живя в прибрежном городке, ты знаешь, что море не только дарит, но и забирает. Не только хранит, но и поглощает. Здешние пещеры затапливало приливом. Дожди и туман въедались в дерево. В детстве Леда и остальные прятали милые сердцу мелочи в металлические коробки, а те – подальше от любопытных глаз.
Когти не трогали пол. Может, когда они приходили сюда, тот был еще цел – ни зазора, ни трещинки… ни знакомого шороха от открывающегося нитевого замка.
Если бы Леда не наклонилась, она не заметила бы сиреневых разводов от лампы на чем-то, утонувшем в полу. Спрятанном от любопытных глаз, но больше всего – от стихий. То, что Ваари не мог забрать отсюда, не желал показывать людям вместе со своими исследованиями, со своим безумием, выплеснувшимся на деревянные стены.
Спрятанная под полом шкатулка была тяжелой. Леда зашипела, дотронувшись до замка, нити которого расползлись от времени. Их затянули неумело. Не теми ножницами. Не теми руками. Человек, который очень хотел что-то спрятать, но все же сделал это впопыхах, как делал всё, – в том числе писал.
Леда не так хорошо знала его и прежде. Они часто вместе молчали – это была уютная тишина, которую заполнял обычно его брат, и Леда обменивалась с младшим тайными улыбками, словно говоря: «Посмотри, как завелся, надо же. Ваари учили ее плавать, и младшему это удавалось куда лучше. Младший не задавал вопросов о других странах, но всегда спрашивал о родителях – так часто, что многое о них Леда, наверное, до сих пор не забыла именно благодаря тем разговорам.
Она отставила лампу в сторону и откинула тяжелую крышку. Внутри были бумаги, которым повезло куда больше, чем брошенным снаружи. Леда стала перебирать их. Пальцы чуть дрожали от промозглой сырости вокруг.
Снова истории и легенды о нитях судеб. Части Цеховых уроков – интересно, где он их раздобыл? У еще одного неудачливого подмастерья, которого выгнали за ужасную ошибку? Звездные карты. Карты приливов и отливов. Карты побережья. Схема, которая заставила Леду замереть: она видела похожие в Цеховых нишах, под пальцами мастеров. Такие же бесчисленные металлические завитки неистово вычерчивал мастер Бражник, когда разрабатывал новую модель громадного сухопутного жука, рассчитанного на несколько десятков человек. Понять, что за схема у Ваари, было невозможно: такого густого перекрестья струн и нитей Леда не видела никогда, а форма, в которую все это заключалось, была слишком странной… Не похожей ни на одно живое существо, подобия которых мастера частенько использовали в работе.
А потом Леда нашла письмо, которое обещало ему настоящие ножницы. На хорошей бумаге, свернутое в несколько раз и затертое, словно Ваари часто его перечитывал и таскал с собой.
«Взамен на безграничное распоряжение Порезом».
Леда снова посмотрела на карту. Ваари планировал надрезать месторождение магии не для себя. Но зачем? Насколько она знала, он не умел видеть нити. Или, по крайней мере, не показывал этого…
На бумаге сияла витиеватая подпись и инициалы – Р. Д.
В памяти всплыли удивленные синие глаза и рукав камзола, на котором не хватало пуговицы. Расион Деж? Тот, кто вернулся в Инезаводь ради оставшегося в одиночестве отца своей невесты? Безутешный неслучившийся вдовец… или довольно предприимчивый делец? Дэси владели частью Пореза. Сама ли Агата выбрала себе мужа? И почему пропала?
Леда спрятала письмо в карман юбки, туда же, куда и пуговицу, и продолжила рыться в бумагах. Еще больше легенд. Сказки Инезаводи. Истории о великанах. О Ткачах. О призраках. О тех, кто приходил с той стороны полотна. О тех, кто возвращался оттуда, откуда не возвращаются.
Леду и молнии на ее левой руке осветило белой вспышкой настоящих молний. В вышине над хижиной разбежался гром. Лиловый свет лампы мигнул и сменился алым. Забряцало что-то за дверью, почти знакомое, еле слышное…
Леда нахмурилась.
За шумом дождя она не слышала даже собственного сердцебиения, но потом поняла, что к стуку капель по крыше и доскам прибавился еще какой-то шум. Треск, все нарастающий и нарастающий. А затем…
Леду отбросило на стену с ножницами – с такой силой, что парочка лезвий больно впились ей под лопатку. Она ударилась затылком. Лампа покатилась по столу – она горела красным. Переднюю часть дома вдруг словно откусила гигантская пасть – гигантская огненная пасть, которая с катастрофической скоростью и жаром надвигалась на Леду. Что это было? Молния, которая не любила деревенскую архитектуру? Или что-то притянуло ее… что-то вроде огромной свалки, вероятно, магических вещей? Сколько раз этот дом уже сгорал?
Леда оттолкнулась от стола и ринулась к двери, но дом тряхнуло, и та завалилась внутрь горящими головешками. В проход заливался дождь. Огонь шипел, но продолжал пожирать дерево так яростно, словно оно было пропитано маслом. Леда снова попыталась добраться до проема, но дом завалился еще дальше. Отлетев к задней двери, Леда ударилась об нее и схватилась за косяк.
Ноги ее болтались над бездной. Зачем Ваари вообще строил веранду над заливом? Чтобы не забывать о собственной смертности?
Леда с тоской вспомнила, что глаз Алетеи остался в доме, но мгновенно о нем забыла: в дверной проем посыпались ножницы.
Она качнулась вправо, пытаясь спрятаться за стеной. Дерево затрещало. Ножницы все падали, подгоняемые дождем. Промокшие юбка и мундир тоже тянули Леду вниз; руки скользили по косяку.
Она слышала только свое дыхание и стук сердца. Почему она не слышала волн? Может, все еще спала? Но одежда ее была удручающе синей, а не фиолетовой. И немного бордовой. И в ее сны до сих пор ни разу не проникло ни капли тумана. Не говоря уже о молниях, коллекции ножниц и смертельной опасности.
Леда висела над бездной.
Где-то над головой распахнулись паруса – один, два… три… четыре…
Она подняла взгляд, но увидела только языки пламени, доедавшие жилище Ваари и работу всей его жизни. Сердце застучало где-то в горле. Одежда становилась тяжелее, легкие все больше и больше горели.
Леда не поняла, как именно сорвалась: вот она еще цепляется ломающимися ногтями и перчаткой за щепки, а вот уже куда-то летит. А над ней – разверзшееся инферно.
Первый удар пришелся на левое плечо – острая, скребущая вспышка боли. Правой рукой Леда успела закрыть лицо. Она упала в воду – ледяную, темную, похожую на смолу. Попыталась грести наверх, к воздуху, но плечо запротестовало. Тогда она свернулась в клубок, стараясь унять боль.
Куски дома падали следом за ней, прорезая волны, словно черный грубый нож – масло. Вода на мгновение становилась теплой, а потом море побеждало пламя.
Холод с такой скоростью проникал под кожу, что Леда вдруг начала засыпать. Что-то подсказывало ей: сейчас не лучшее время для легкой дремы, но веки весили целую тонну. Она увидела темную часть, кажется, крыши, которая закрыла собой свинцово-серое небо… Что-то обвило ее ноги, и Леда распахнула глаза.
Будь у нее с собой ножницы Жоррара, она потянулась бы за ними, и ее бы отпустили. Леда задергалась, хотя тело горело, высвободила ногу и ударила столичной добротной подошвой. Хватка
