год дома, а потом шел к Энжи, где собирались все наши. Только Лаки в последнее время праздновала в компании своего парня, но все равно находила время, чтобы заскочить в гости и поздравить друзей. Энжи равнодушно восприняла новость о моем дежурстве, но меня это не удивляло. Она в последнее время сошлась с Маркусом и перестала обращать на меня внимание, а вот Никки и остальные огорчились.
– Блин, а замену найти не вариант? – спросила Никки, позвонив мне во время обеда. Мы частенько болтали по телефону, и я сам не заметил, как это вошло в привычку.
– Без вариантов, – вздохнул я, закуривая сигарету. Затем улыбнулся и ехидно спросил. – Соскучилась?
– Естественно, – фыркнула она. – Я такое платье купила, закачаешься. Лаки помогла найти.
– Постарайся его не помять, – рассмеялся я, заставив рассмеяться и Никки. Затем почесал нос и добавил. – Ник, я правда не могу. Это не работа, а служба. Отпуск только через три месяца.
– Понимаю, – хмыкнула Никки. – Слушай. А после смены?
– Отсыпной и два выходных. Как и всегда.
– Тогда я к тебе в гости забегу, – улыбнулась она. – Если не напьюсь, и не соблазню Маркуса. Прикинь, как Энжи корежить будет?
– А, то есть со мной ты флиртовала, чтобы Энжи позлить? – съязвил я.
– Не-а, – загадочно ответила Никки и вздохнула. – Ладно, я на пары. Заболталась, как и всегда.
– А я сортир драить, – мрачно ответил я. – Увидимся, солнце.
– Увидимся, – в голосе улыбка. И тепло.
Тридцать первого декабря я ехал на работу, как висельник, которого тащат на площадь, чтобы показательно вздернуть перед толпой радостных горожан. Люди в утреннем трамвае радостно переговаривались, поздравляли друг друга, а я смотрел в покрытое изморозью окно и слушал музыку. Мрачные симфонические пассажи Remembrance идеально подходили настроению, добавляя сырой меланхолии в морозное предновогоднее утро.
Увидев радостную физиономию Степы у входа в больницу, я скривился и с трудом вернул на лицо привычную равнодушную маску. Рядом с ним курил Георгий, а чуть поодаль от них куталась в дешевый китайский пуховик Галя.
– Здравствуй, Вано. С наступающим, – улыбнулся грузин, блеснув крупными белыми зубами. Я в ответ скептично хмыкнул и, подойдя, протянул руку сначала ему, а потом и Степе. – Чего кислый такой? На работу, как на праздник, а?
– Не выспался, – отмахнулся я, закуривая сигарету.
– На том свете отоспимся, Вано, – зевнул Жора и игриво посмотрел на хмурую Галю. – А ты чего, красота наша, скисла?
– Отстань, Жор, – поморщилась та. Я потянул носом и понимающе кивнул. От Гали тянуло перегаром, под глазом синяк, да и всем своим видом она говорила о том, что прошлая ночь была довольно бурной.
– Обидел кто? – нахмурился грузин. – Ты ж меня знаешь. Скажи и я их отхуярю. Мамой клянусь.
– Не надо, – вздохнула Галя и выдавила из себя робкую улыбку. – Нормально все. Привет, Рай.
– Доброе утро, – прошелестела Рая, поднимаясь по ступеням. Она покраснела, поймав лукавый взгляд грузина, и улыбнулась мне. – С наступающим.
– С наступающим, – ответил я и, потянув дверь на себя, пропустил девушку вперед.
– Джентльмен, – заржал Степа. Жора тоже хохотнул, а потом пихнул санитара в плечо кулаком.
– Не то, что ты. Быдло хуево.
– Чо эт я быдло?! – оскорбился Степа.
– А то…
Я не дослушал и, пропустив Галю, тоже нырнул в угрюмое чрево больницы.
Смена началась с летучки у Миловановой, которую посетила и Арина Андреевна. Я же, войдя в кабинет, удивленно хмыкнул, увидев, что заведующая в кои-то веки пришла на работу накрашенной и улыбчивой. Однако не обошлось и без пиздюлей ночной смене, и без указаний для смены, заступающей в дежурство.
– Так, Свердлова. Ты сегодня вместе с Ежовой. Анисимова заболела, – хрипло сказала заведующая, повернувшись к Рае. Та в ответ скромно кивнула и что-то записала в тетрадку, с которой не расставалась. – Дежурный по мужскому – Крячко. Илья Степаныч, обойдись сегодня без заливаний водкой своей грусти.
– Конечно, Арина Андреевна, – покраснел Мякиш и поморщился, когда услышал ехидный смех Георгия.
– Так. Гелашвили, Селиванов и Казарян – мужское. Степа, ты с Набиулиным в женском?
– Вик, я это… – замялся Степа, заставив Милованову жестко рассмеяться.
– Да, в курсе я. Свалишь после шести. Селиванов за тебя?
– Да, Виктория Антоновна, – кивнул я. – Справимся.
– Ладно. Жора, вы с Артуром вдвоем тогда. Селиванов, ты после шести в женское. С заведующей согласовано.
– Понял.
– Свободны, – буркнула Кума.
В коридоре разгуливал Ромка Гузноёб. Он, увидев Жору, покраснел, как спелый помидор, выставил вперед руку и угрожающе что-то забубнил на незнакомом языке. Степа, увидев это, прыснул со смеху, но грузин его веселье не разделил.
– Порчу на тебя наводит, – лениво заметил я. Степа поперхнулся и заржал так, что перепугал Ветерка, выходящего из палаты. Паренек ойкнул, громко испортил воздух и убежал обратно.
– Я тебе руку сломаю, мамой клянусь! А ну брысь в палату! – пригрозил Георгий, но на Ромку его угрозы не подействовали. Вместо ответа цыган спустил штаны и повернулся к санитару жопой. – Ну, сука!
– Бидораз, бляд! – ругнулся Ромка. – Барадатый бидораз! Ибал тибя в жоп!
– Рая! Илья Степаныч! Тут укольчик нужен, – крикнула подошедшая Галя. Цыган покраснел еще сильнее, показал Жоре язык и, натянув штаны, убежал в палату.
– Долбоеб, – вздохнул грузин и почесал крепкую шею. К нам подошел Дай-дай и затянул привычную песню.
– Жора, дай сигаретку.
– Пошел нахуй, – ругнулся Жора, все еще злой от выходки цыгана. Дай-Дай в ответ тоже спустил штаны, но тут же отлетел на пару шагов после мощной оплеухи грузина.
– Жор, – покачал я головой, – он же не понимает ничего.
– Все он понимает, – процедил тот. Затем вытащил сигарету, привычно оторвал фильтр и швырнул Дай-Даю. – На, мерзость!
– Вань, – вздохнула Галя, заглядывая в палату, где лежал цыган. Я тоже вздохнул.
– Рома?
– Рома. Твоя очередь, – поморщилась она. Я понял все без лишних слов. Развернулся и отправился в подсобку за ведром и тряпкой. Смена началась, как обычно, с обосранной кровати.
Через два часа в палату буйных прибыло пополнение. Голый мужик с расцарапанной спиной и животом. Он визжал, брыкался и крыл матом санитаров, которые его тащили. Хмурый Артур, стоящий у входа в палату, покачал головой, а потом резко, почти без замаха, врезал мужику кулаком по печени. Тот всхлипнул и обмяк в руках санитаров.
– Раю и Мякиша позови! – велел мне Артур, а сам закатал рукава и, схватив мужика за шкирку, как щенка, потащил в палату. Когда я вернулся вместе с Раей и Ильей Степановичем, буйного уже привязали к кровати, но он все равно ухитрялся дергаться. Артур навалился на него сверху и мрачно посмотрел на Раю. – Коли.
