мучаю…
– Ну, давай, давай, сынок, — подбодрила мама Ваську. — Ты уж прости, что мы с отцом сейчас мало на тебя внимания обращаем. Вот возьмем отпуск, махнем куда-нибудь, а?
Хотя Васька прекрасно понимал, что раза два в год повторяемая фраза «Вот возьмем отпуск, махнем куда-нибудь, а?» никогда ни к какому отпуску не приводила, но ему тем не менее стало стыдно за свою бессовестную ложь.
Распрощавшись с мамой, Васька с нехорошим чувством повесил трубку. Единственное, что его успокаивало, это то, что цель, ради которой он врал, была святая.
Теперь дело обеспечения родительского спокойствия можно было считать завершенным. Была, конечно, небольшая вероятность того, что маманя, забыв дать ему какое-нибудь жутко ценное напутствие, наберет номер деда еще раз. Но ведь он, Васька, мог быть в это время в ванной и не слышать звонка. Врать и изворачиваться потом будет опять стыдно, но уж раз начал лгать, то надо идти до конца…
Нужный адрес Васька нашел не сразу. В респектабельном, центральном деловом районе людей в это время было уже мало — конторские служащие разошлись по домам, а немногочисленные обитатели в сохранившихся жилых этажах сидели по квартирам.
Лавируя между иномарками, облепившими все тротуары, Васька, наконец, отловил какую-то местную старушку, которая, подслеповато щурясь, огляделась кругом и указала Ваське на нужный дом.
К Васькиному удивлению, никакого домофона и службы охраны у входа тут не было. Лифт тоже не работал, но в подъезде было чисто — не то что у него дома.
Васька нашел нужную квартиру и, несколько раз глубоко вздохнув, нажал на кнопку звонка.
За дверью послышалось какое-то шуршание, и твердый, поражающий своей властностью голос приказал:
– Я сам открою, подожди меня в кабинете. Щелкнул засов, звякнула металлическая цепочка, скрипнул, проворачиваясь в замке, ключ.
Дверь открылась. На пороге стоял совершенно седой старикан в тренировочном костюме и шлепанцах. Вид у него, несмотря на преклонные годы, был суровый и мужественный настолько, чтобы хулиганы задумывались, прежде чем его доставать. Спокойно, не мигая, он посмотрел на Ваську и… улыбнулся:
– Василий, если не ошибаюсь?
– А вы — Валентин Борисович?
– Собственной персоной. Проходи, разувайся. Вот, бери тапочки. Бери-бери, пол у нас не особо теплый.
Старик тщательно запер дверь, обнял правой рукой Ваську за плечо и почти поволок его в комнату.
Ладонь у Валентина Борисовича была широкая, как лопата, и тяжелая, как колун.
Васька сел в широкое велюровое кресло. Валентин Борисович расположился напротив, достал из нагрудного кармана очки и некоторое время молча рассматривал Василия. Васька от нечего делать тоже вертел головой.
Квартира Валентина Борисовича чем-то сильно напоминала дедову. Вскоре Васька понял отчего: так же как и у деда, здесь было много вещей, имевших прямое отношение к Востоку. Вдоль стены выстроилась коллекция кальянов. На полочках гордо отсвечивали позолотой кумганы и кумганчики разного роста и толщины. Несколько иранских миниатюр, то ли копий, то ли подлинников — в этом Васька разобраться не мог, — висели на стенах. Большой деревянный Будда оккупировал верх безразмерного телевизора, два скрещенных ятагана зловеще поблескивали на ковре.
– Одно лицо, — наконец изрек Валентин Борисович. — Вы с дедом — одно лицо.
Потом он закинул ногу на ногу, потер подбородок:
– А теперь перейдем от лирики к делу. Признаюсь честно: если бы обстоятельства не складывались в такую неудачную и запутанную… э-э-э… ситуацию, то этого разговора, конечно бы, не было. Надеюсь, твой дед и мой друг, Петр Никодимович, это поймет…
– Где он? Что с ним?
– Все по порядку, — отгородился ладонью Валентин Борисович. — А началось все с того, что отец Петра Никодимовича, то есть твой прадед, в составе революционной Красной Армии под командованием Михаила Фрунзе был направлен для прохождения службы в Среднюю Азию. Впрочем, вероятно, ты это слышал от Евгения Петровича.
– Как, вы и его знаете?!
– Об этом-то я и веду речь. Но не перебивай меня, а то мы до утра не закончим, а тебе, между прочим, еще домой топать. Так вот, красный командир Никодим, отчество его я запамятовал, принимал непосредственное участие во взятии Бухары. Праведная то была война или нет, судить не возьмусь, да и во всей этой истории нас интересует другое — сокровищница эмира бухарского.
Когда красноармейцы ворвались в Арк — это что-то вроде нашего Кремля, то. первым делом принялись за розыски казны. Но ее не нашли. Ни в первый день, ни во второй — во время тотальных обысков и облав.
Никодиму Афанасьевичу… А-а, — обрадовался Валентин Борисович, — вот и отчество вспомнил, значит, еще не совсем склероз меня заел!
Никодиму Афанасьевичу было поручено найти сокровища. Он провел ряд следственных мероприятий и выяснил, что двор эмира готовился к эвакуации задолго до осады Бухары. Готовился настолько серьезно, что ряд особо ценных вещей был упакован и подготовлен к перевозке еще в начале 1920 года.
В связи с розыском сокровищницы было допрошено множество людей — от начальника караула Арка до простых водоносов, обслуживающих дворец. Были названы несколько версий: казну вывез в июле караван верблюдов через Каршинские ворота; заботы о ней взял на себя караван-баши Абдулладжон, который отправился в путь в августе через Самаркандские ворота; деньги и драгоценности забрали с собой нукеры эмира Алимхана, бежавшие из Бухары незадолго до ее осады… По материалам дела проходила еще одна гипотеза. Как известно, последний эмир бухарский был человеком чрезвычайно набожным. Так что весьма вероятно, что свои сокровища он доверил ордену дервишей-каландаров, и те мелкими порциями, просачиваясь через кордоны красноармейцев, вынесли всю сокровищницу, передали доверенному лицу эмира, а тот позаботился спрятать все в надежное место.
Следствие затянулось на годы, но никаких результатов не приносило. В 1937 году Никодима Афанасьевича по ложному доносу арестовали и фактически без суда и следствия, как и многих других красных командиров, верой и правдой служивших советской власти, расстреляли.
Всю эту историю рассказал нам Петр Никодимович, твой дедушка, когда мы учились, в школе раз… м-м-м… в одном учебном заведении. В те годы мы были друзья-не-разлей-вода и жили в одной комнате: твой дед, Евгений Петрович и твой покорный слуга, — сделал легкий ироничный поклон в сторону Васьки Валентин Борисович. — Все мы заинтересовались поисками сокровищ эмира бухарского не по меркантильным причинам.
Поскольку вся наша тройка была арабистами, то мы не могли не понимать, что в Бухаре за многие века осели настоящие произведения искусства ювелиров, художников, огранщиков драгоценных камней — и лучшие из них в сокровищнице эмира. Было ужасно жаль, что они пылятся в каком-нибудь бархане или погибают в земляной яме, вместо того
