да матка есть, надоть поглядеть.
Барин расчет дал. Солдатик отправился в путь-дорогу. Идет путем-дорогой, сел залоговать[11]. Сидит. Да и табакерка в руки попала.
— Я и забыл, — говорит, — табак-то давно не нюхал.
Открыл, а Смерть-то там. Смерть и говорит:
— Ох, и славно ты меня угостил, нанюхалась. Теперь ты как домой придешь, так и помрешь.
Так они и разошлись тут. Солдатик пришел домой, повидался с родными да и помер.
Ну, на том свете его поставили к райским воротам:
— Вот не пущай никого к истинному Христу небесному.
Часовым стоит этот солдатик. Смерть-то и приходит к этому солдатику и говорит:
— Пусти меня к истинному Христу.
— А чего тебе там надо?
— А надо спросить, кого морить, старых аль малых?
— Нет, — говорит, — не пущу! Я сам схожу к истинному Христу. (Он хорошо сам себя вел, тан был дохож к господу богу. Его знал господь бог.)
Пошел, да не дошел до истинного Христа и говорит:
— Вот, Смерть прекрасна, тебе приказал истинный Христос лес рубить да сучья все сжечь.
Смерть этот год лес рубила да сучья жгла.
Приходит Смерть на второй год. Опять этот солдатик стоит у райских ворот.
— Ну, служивый, пусти меня к истинному Христу. — Нет, не пущу, а к Христу я сам схожу.
Солдатик сходил и говорит:
— Вот теперь, Смерть, тебе истинный Христос приказал запахать и посеять рожь на этом месте, где лес рубила.
Смерть и отправилась пахать да сеять это место. Приходит на третий год Смерть:
— Ну, служивый, пусти меня ко Христу.
— Нет, — говорит, — я сам схожу и доложу истинному Христу, что Смерть пришла и просит. И опять приходит и говорит:
— Истинный Христос сказал, чтобы ты этот хлеб убрала.
Пришла на четвертый год и на Смерть-то не походит. До того стала худа. Ее пустил часовой к истинному Христу, она и спрашивает:
— Истинный Христос! Кого прикажете морить?
— Ух, отчего ты, Смерть прекрасна, така худа-то сделалась? Где же ты была? Чего ты работала?
— Да вот лес секла и сучья жгла. На второй год посеяла хлеб. И вот, — говорит, — убирала. И три года прошло.
Иисус и говорит:
— Вот так, Смерть, славно тебя часовой угостил! За что он тебя так?
— Я, — говорит, — его не вовремя поморила. Вот за то он меня.
И Смерть осталась морить и старых и малых. Народу-то умножилось за три года. Три года ведь никто не умирал.
15. НЕ ДАЕШЬ САЛА — ТАК ЧТОБ ВСЯ ТРАВА ВСТАЛА
Приехал цыган к священнику:
— Ну, батя, есть у тебя сено косить?
— Ладно. Сколько ты возьмешь за пожню?
— Я не могу своей цены поставить.
— Я вот тебе дам масла, яиц, мяса. Только пожня далеко.
— Много ль верст до пожни?
— Двенадцать.
Сейчас цыгану справили туды всего. Цыган съехал на пожню. Развел огонек, наварил всего, покушал и говорит:
— Перва заповедь у священника: как пообедаешь, надо отдых иметь.
Спал, спал. Выстал в которое время. Видит, что вечер, надо ужин варить. Сварил, наелся. Видит: опять надоть спать. Вот цыган и опять лег спать. Проспал ночь. Надоть утром вставать да завтракать. Наелся. Да надоть, чтоб крошки пооблежались. Спал. Проспал до обеда. Теперь надо обед сварить, что не без обеда косить-то буду. (Продукты были на двои сутки даны. Продукты-то все съел он.) Цыган выстал и говорит: — Теперь надоть домой добываться. — Сел на коня и поехал к священнику.
— Ну что, цыган, — спрашивает священник, — скосил пожню?
— Скосил. Давай расчет!
Священник дал всего ему. Цыган просит и сала.
— Не даешь сала — так пущай вся трава у тебя на пожне встанет!
Цыган уехал от священника. Священник поехал на пожню, а там вся трава стоит не скошена.
— Эх, — говорит, — дурак, дурак! Не дал сала. Вот трава и стоит.
Цыган священника так и надул. «Вот что, батюшка, не даешь сала — так чтоб вся трава встала».
А. Ф. КАЛИВОШИН
16. ЖИВАЯ ВОДА
Один царь заболел так тяжко, что думали, он и не выздоровеет. Ему по совету старух кто-то сказал, что есть живая вода где-то и какой бы человек ни был болен — от этой воды он выздоровеет. А у того царя было три сына: Михаил-царевич, Василий-царевич и Иван-царевич. Призвавши, он сказал им:
— Вот, сынки, где-то есть на свете живая вода. Надо ее отыскать, я попью и буду здоров.
Старший сын говорит:
— Поеду я, батюшка, отыскивать живую воду. (Как по обычаю, его первая очередь,)
Пошел он на конюшню, выбрал самолучшую лошадь, одел военные латы и отправился в путь. Ну, он был очень гордый. Ехавши в пути, через несколько суток попадает ему на пути маленький человек.
— Здравствуй, — говорит, — рыцарь!
— Здорово, глупый карапуз! — Михаил-царевич ему.
Старичок спрашивает;
— Куда путь держишь?
— Какое, — говорит, — тебе дело, куда я еду. (Гордо отнесся к нему.)
— Ну, — говорит, — поезжай.
Вот поехал он. Дорога шла между двумя горами. Горы час от часу-то уже и уже становились. И вот он доехал до того, что ему не только выехать вон, а из седла не слезти. (Это был сильный колдун, этот старичок, или, можно сказать, волшебник по-прежнему,)
Вот отец дожидал-дожидал старшего сына, так и не мог дождаться. Тогда за благословением приходит к отцу средний сынок — Василий-царевич, чтобы отыскать живую воду. Он выбрал себе хорошего коня, взял с собой вещи, которые в пути требовались. Поехал и встречает того же старичка.
— Здорово, рыцарь! — говорит старичок.
— Здорово, глупый карапуз!
— Куда путь держишь? — старичок спрашивает.
— Какое тебе дело?
Ну, старичок и говорит:
— Валяй, коли так!
Поехал он дальше, и завел его старичок в такое же ущелье, как и старшего брата.
Таким же образом приходит к отцу и младший сын — Иван-царевич:
— Поеду теперь я, отыщу живую воду, и ты выздоровеешь.
Трудновато было отцу последнего сына отправить, но он все-таки согласился и дал ему благословение и говорит:
— Поезжай, отыскивай живую воду.
Младший сын выбрал себе хорошего коня, сел и поехал. Через несколько суток он встретил этого же карлика.
— Здравствуй, рыцарь! — старичок этот говорит.
А Иван:
— Здравствуй, дедушка!
— Кто и куда путь держишь? — спрашивает его Этот старичок.
— Да я, дедушка, сын короля. Отец заболел тяжко. И никто не надеется, что он выздоровеет. И говорят, есть где-то живая вода, он попьет и поправится. Вот я и поехал
