конечно же, там и земли то уже нет, один безбрежный Океан. Однако врал самозабвенно и до того красноречиво, что любо-дорого послушать. Вокруг даже собрались зеваки. Однако язык без костей купчину и сгубил, когда он принялся превозносить свой клинок над халибским железом[27]. Тут уж его разоблачили. Ты ври, да не завирайся. По всей Ойкумене известно, что лучше халибского железа на свете нет. Испания, ха.
Антенор встретил кое-какие ремесленные вещицы, виденные в Индии. Удивился. Этак тут, чего доброго, и беренж сыщется.
Сидон уступал Тиру в торговле пурпуром, зато превосходил его в изящных искусствах. Ни в одном городе, где бывал, македонянин не видел такого числа торговых рядов, заваленных работой златокузнецов, резчиков и чеканщиков.
Любуясь красивыми безделушками, он не забывал держать ухо востро, как губка впитывал всевозможные слухи и сплетни. Он ни на минуту не забывал о необходимости найти работу, ибо не дело и дальше обременять людей, которые столь по-дружески отнеслись к нему, незнакомцу. Но кому нужен свободный грузчик, приказчик, переводчик или писец, когда рабы и обходятся дешевле и спросить с них проще?
Опытный моряк легко нашёл бы работу. На этого брата во всех финикийских городах имелся постоянный спрос. Большая часть мужского населения, от нищих до царя, могла себя причислить к морякам, но, несмотря на это, их никогда не было в избытке. Потому что из года в год всё больше кораблей выходило в море.
Антенор моряком не был и в море за всю свою жизнь выходил лишь однажды, когда пересекал Геллеспонт. Готов был наняться в гребцы. Платили три обола в день, даже больше, чем, к примеру, в Афинах. И нисколько не хуже работа, чем грузчиком. Да вот беда, войны сейчас нет. Где-то далеко, в Элладе, она тлеет, а здесь нет. А раз так, половина триер и пентер отлёживается в неорионах, корабельных сараях и в целой армии гребцов нужды нет.
— Слушай, — подал голос Репейник, — а может тебе обратиться к местному архифилакиту? Обсказать, как было дело. Может он тебя тоже к делу пристроит, как этот твой Павсаний?
— Ага. Или в колодки забьёт. Вот ты на его месте мне бы поверил?
— Конечно.
— И с какой же радости? Где доказательства моей невиновности? Слова одни.
— Ну-у… — задумался Репейник, — оно, конечно… Но, с другой стороны, я бы рассудил так — чего бы убивцу самому шею подставлять? Его же никто не ловит. Неужели думаешь, что этот твой Эшмуназар будет тебя тут искать? Сгинула помеха, да и ладно. Или у него ещё причины есть, чтобы тебя поглубже закопать?
Дион посмотрел на македонянина очень внимательно. Тот пожал плечами.
— Не знаю.
Антенор над словами Диона крепко задумался, да так, что из реальности выпал. Весь городской шум куда-то делся. Македонянин шёл вперёд, не разбирая дороги, и чуть не угодил под телегу.
— Куда прёшь, дурень!
Антенор очнулся. Огляделся по сторонам. Дион куда-то пропал. В толпе разделились. Македонянин поймал за рукав какого-то прохожего и спросил.
— Прошу простить, уважаемый, ты не подскажешь, как мне найти начальника городской стражи?
Ещё вчера утром Аристомен готов был согласиться с поговоркой, гласившей, что спешка нужна лишь при ловле блох. Он пребывал в уверенности, что сделано всё возможное и необходимое для того, чтобы противник не смог застать врасплох египетские гарнизоны в Келесирии[28]. Он выехал из Исса одновременно с гонцом Филокла, египетского посланника в Киликии. Тот оторвался, а Аристомен не спешил. Чай не юноша уже, чтобы коней загонять, а вот осмотреться по сторонам, да послушать слухи со сплетнями — это как раз его работа.
Возле Библа его обогнал второй гонец — Филокл разумно решил перестраховаться. Не исключено, что и голубей выпустил, клетка с крылатыми почтарями у него, конечно же, была.
Аристомен не торопился, но и не расслаблялся, держал глаза открытыми. Падальщики возле постоялого двора ему совсем не понравились, но беспокойство перед спутниками он обнаруживать не стал. Прежде чем заходить в дом, приблизился к коновязи. На бедре одной из лошадей обнаружилось знакомое клеймо. Кобыла принадлежала ангарейону. Странно, что её не увели в конюшню. Необъяснимая тревога заставила его отъехать назад, к месту, над которым кружили птицы. Там он нашёл тело ангара. Это был второй гонец. Похоронить его Аристомен не смог, нужно было поскорее уносить ноги.
Он скакал до наступления темноты, затылком чувствуя погоню. Как назло, в ту ночь наступило новолуние. Темень, хоть глаз выколи. Пришлось остановиться и заночевать в лесу, подальше от дороги. Наутро он продолжил путь. Ещё оставалась надежда, что первый гонец добрался до цели.
Почти достигнув Сидона, Аристомен снова свернул с дороги. Опасался, что возле северных ворот его снова может ждать засада. Заложил большой крюк и въехал в город с востока вскоре после полудня.
В Сидоне сразу же подтвердились худшие опасения. Достаточно было одного взгляда на скучающую стражу у ворот, чтобы понять — гонец здесь не появлялся. Аристомен стегнул коня и помчался по узким улочкам, как умалишённый, браня себя, на чём свет стоит.
«Старею. Отяжелел и разленился».
Слишком много времени потеряно, и как бы уже не стало поздно.
Возле дверей филакиона он спрыгнул с коня и вытащил из-за пазухи знак ангара. Не медный, как у рядовых гонцов, серебряный. Этого знака вкупе с перекошенной рожей Аристомена стражникам хватило с лихвой. Мигом встрепенулись. Без разговоров приняли поводья и распахнули дверь.
— Поликсен у себя? — спросил Аристомен.
Один из привратников кивнул.
— Позаботься о моей лошади.
Рабочий кабинет, фронтестерион, начальника городской стражи располагался в самом дальнем от улицы углу дома, и пройти туда можно было только через внутренний дворик. Имелся и потайной ход, о нём знали очень немногие: пара-тройка приближённых царя Абдалонима и менее дюжины македонян, состоявших на службе сатрапа Птолемея. Аристомен входил в их число.
Дверь он отворил без стука. Сидевший за столом человек явно не ожидал увидеть постороннего и даже не поднял головы, занятый чтением какого-то свитка. Лишь бросил раздражённо:
— Что там у тебя ещё, Бакид?
— Радуйся, Поликсен, — сказал Аристомен, — хотя ума не приложу, чем я могу тебя порадовать.
Хозяин фронтестериона оторвался папируса и удивлённо посмотрел на вошедшего.
— Аристомен? Какими судьбами? Я думал, ты давно уже сгнил в грамматеоне у Ефиппа.
— Не совсем. Он иногда выпускает меня глотнуть свежего воздуха.
— Скорее спускает с цепи.
— Можно и так сказать.
Аристомен вошёл внутрь и притворил за собой дверь.
— Вид у тебя какой-то запыхавшийся, — отметил Поликсен, — что-то стряслось?
— Стряслось, — выдохнул Аристомен, — они не договорились.
— Кто?
— Ты
