а уже началось — звонки, интервью, и главное — утром. Я, конечно, попробовал снова уснуть. Ха-ха, мечтай дальше. Во-первых, с перебитым сном трудно договориться, а во-вторых, уснешь тут, как же. Звонят всякие Валентины и назначают встречи. А я, может, не хочу никаких интервью.
Проворочавшись с четверть часа, я встал, для чего-то долго смотрел на себя в зеркало, затем сварил кофе и пил, громко прихлебывая, из чашки. Ну, а фиг ли? Живу один, что хочу, то и делаю, хоть в килте разгуливай, хоть без. Сел работать. Не работается. Валентина. Вот ведь, а.
Пошел в ванную, принял душ, посмотрел в зеркало и встал под воду еще раз. Долго с усердием тер себя мочалкой.
В сквере у памятника Пушкину.
Может, розы купить? Или гладиолусы?
Какие гладиолусы? Это ж не свидание.
А что надеть?
Ну все, приплыли. Триста лет не встречался с девушками. Что надеть? Убожество.
У Сани все еще занято. Птица-говорун. Мурлыкал небось со своей Снежаной.
А на часах всего пол-одиннадцатого. Еще, что ли, разок помыться?
Не стал. Решил позавтракать.
В холодильнике три яйца, доширак и пиво.
Пиво!
Рука машинально потянулась к бутылке.
Но Валентина, Валюшечка, Валек.
Пиво или Валентина? Пиво или Валентина? Пиво или? Фара. Тяжело. Решил: яйца на сковородку, пиво подальше к стенке. Еще и этот, как его, фитоэстроген.
А вдруг она страшная? Ну, всякое же бывает. Имечко-то не самое лучшее. И тут же вспомнил. На первом курсе была у нас одна Валя, противная такая: толстая, с жирными волосами и огромным родильным пятном на ноге. Брр. Еще и потом от нее несло всегда. Хорошо, что не доучилась. Отчислили на первой же сессии. За драку с преподшей. Но это отдельная история.
А тут... Так-то в телик не берут абы кого, но на нашем, извините за выражение, ТВ возможно все. Яйца пересолил.
Вот щас позвоню и скажу, что все отменяется. А куда я позвоню? Домашний телефон без определителя. Засада. И топ-топ к холодильнику. Психанул, не выдержал. Подумаешь, бутылочка, ну две. До обеда выветрится.
И сразу хорошо.
Страшная? Да хоть и страшная. Это же не свидание. Просто не очень круто, когда тебя страшненькие интервьюируют. Это вроде как и сам ты так себе получаешься. Очень неприкольно, что я так себе получаюсь. Я, конечно, не Том Круз, но все-таки. В общем, хватит загоняться.
Пиво разнесло приятное тепло по всему телу, и стало так спокойно и легко. Валя, Валечка, Валюша. Валюша — звучит как-то по-извращенски.
Полез в шкаф. Фрака не оказалось. Неожиданно. Чтобы я, да без фрака? Позорище. Шорты, шорты, дырявые шорты, джинсы, еще одни, о, галстук. Вот это точно неожиданно. Не помню, чтобы когда-либо покупал эту удавку на шею. Наверное, подарили. Как пить дать — мама. С намеком, что пора взрослеть и устроиться на нормальную работу. В баню этот галстук. Вот гавайская рубашечка самое то. Типа я такой веселый — рубаха-парень. Эх, жалко, пиво кончилось.
Не, не вариант.
Просто черная майка. Ну такая, с огромным гамбургером на пузе.
Начал гладить. Гладил, гладил, гладил, водичкой поливал, надел, примазал волосы.
Ну, на фиг, извращение какое-то. Волосы разлохматил, майку помял. Вроде я такой слегка небрежный пофигист. Москва-стайл.
Буду брутальным. Подумаешь, журналистка. Вот Канны выиграю, и будет этих журналисток как семок в пакете.
Канны. И снова загрустил и психанул.
Канны для ванны.
Дозвонился до Сани, предупредил. Он повозмущался, конечно, но больше так, для виду. Сам небось побежит со Снежаной встречаться. Бегун. Тоже мне Усейн Болт.
Вышел, разумеется, раньше. Нужно было как-то прийти в себя. Правда, вместо этого я зашел в пивнушку, заказал пол-литра темного и даже стрельнул у бармена сигарету.
Теперь уж брутальней некуда. Сдувая с кружки пену, я снова попытался представить Валентину. Но делать это на хмельную голову, скажу вам, абсолютно бессмысленно. В тот момент даже спичка мне показалось бы эталоном красоты и грациозности. А если учесть, что бармен курил крепкие, а я так вообще только очень в редких случаях, то хорошо, что в баре никого не было. Иначе до парка я бы вовсе не дошел. Либо пил с мужиками, либо стал ухлестывать за местными «красотками». Чем я хуже Новикова? Он вообще только помреж, а я режиссер, да и в ютуб я попал.
В парке было немноголюдно. Середина дня все-таки. Не все ж у нас фрилансеры. Иначе налоговая бы волосы на себе рвала. В парке все больше мамашки да студенты. Пригляделся, никто ко мне не бежит, не летит на крыльях ночи, значит, Валентины еще нет. Хорошо, хоть не хихикает никто и не тычет пальцем. Мамашки — не большие любители ютуба, некогда им фигню эту смотреть.
И тут голуби как заворкуют. Ох уж эти голуби, ну такие наглые стали, терпения не хватает. Мало того, что гадят, когда вздумают, на памятники вождей и классиков, так теперь чуть ли не из рук еду вырывают. И только я хотел послать их куда подальше, как раздался знакомый приятный голос:
— Александр?
Я повернул голову. Ну, не Шарлиз Терон, конечно, даже не Мила Йовович или хотя бы Снежана, но для нашего типа телевидения вполне годная девушка. Скажем так, в клубе она не была бы вариантом номер один, возможно, не была бы и вариантом номер два, но вариант номер три железно застолбила бы за собой. Да вполне ничего была эта Валентина, можно даже заявить, что симпатичная, если бы не родинка на носу. Причем на самом кончике. Я нагло пялился на родинку, но ее это не смущало. Правильно, чего смущаться? Ее ж по ящику показывают. Привыкла уже.
— Валентина? — на всякий случай уточнил я.
— Узнали? — засмеялась она. Смех у нее тоже на троечку. И протянула руку.
— Я не узнаю вас в гриме. Кто вы такой? Сергей Бондарчук? Нет. Юрий Никулин?— зачем-то вспомнил я и пожал ей руку.
Она снова засмеялась. А я почему-то представил, как голубь клюет ее прямо в нос и в темечко...
— Так вот вы какой, «зомби-домино»!
— Я не зомби, — сказал я, а сам подумал: «Клеится, что ли?»
— И хорошо, что вы не зомби. — Снова хихиканье.
Точно клеится. Надо бы радоваться, но родинка эта. Я даже протрезвел.
— А где камера?
— Какая?
— Ваша. Вы же с ящика, то есть с телевидения.
— А Костя не может сегодня. Да и пока рано записывать.
