одежды, ящиков и ящичков.
Так весьма прозаично выглядел этот тайник Хахнгольда… Ничего в нём для похвалы, ничего для собственного удобства. Твёрдая и узкая кровать, стул, из которого вылезали волосы, на котором распадалась кожа, латунный подсвечник, оловянный жбан и другой, фарфоровый с медным покрытием. Зарешечённые окна едва пропускали свет, изнутри их закрывали ещё ставни, обитые и толстые, вида из них никакого, воздуха мало, свет грустный.
И однако нигде лучше, нигде милей и удобней не просиживал Хахнгольд, как у себя; погружённый в размышления над тайнами Талмуда и халдейской Каббалы, он не обращал внимания на то, что его окружало.
А не был это один из тех израильских мудрецов, кои ради науки забывают о мире и теряют всякую силу практического применения её. Хахнгольд и работал по-своему в книгах, и двигался по свету. Везде его было полно. Знал почти всех профессоров академии, заходил в королевский замок, таскался в дворцы, писал гороскопы, предсказывал по руке, пророчил по буквам случайно открытой книги, готовил в тигле мнимое золото, а кроме того давал деньги под залог, занимался ростовщичеством, принимался за шпионаж и самые разнообразные дела, лишь бы они ему вознаграждали потерянное время. Ничем не гнушался, что только могло принести прибыль. Магазины, находящиеся рядом с его домом, содержали много дорогих товаров, которые он брал у купцов в залог. Всё там было, начиная от злаков, даже до золота и жемчуга.
День уже клонился к вечеру, когда знакомая нам Агата, уставшая и побледневшая от утомления, доковыляла до дверки кампсора. Две огромные собаки на цепях залаяли, а еврейка подбежала открыть окно и посмотреть на прибывшего.
— Чего вы хотите? — спросила она. — Тут милостыню не дают. Идите себе.
— Я не за милостыней пришла, — отозвалась женщина, — но по важному делу; скажите Хахнгольду, что тут речь идёт о том ребёнке, о котором он говорил Лагусу.
Женщина пожала плечами и ушла.
Долго ждала Агата, прежде чем ей отворили дверку, наконец дверь заскрипела и её впустили на двор.
Хахнгольд в чёрном жупане гладил на крыльце бороду. Поглядел, нахмурил брови и покивал головой, нетерпеливым движением сдвинул ермолку и сплюнул.
— Тебя Лагус прислал?
— Нет… но нужно с вами лично поговорть.
— Кто же тебя прислал?
— Сама пришла.
— Зачем?
— Поговорим с глазу на глаз.
— Говорите, говорите, что хотите, у меня нет времени.
— Я слышала ваш вчерашний разговор с Лагусом.
— И что же? — спросил еврей равнодушно, презрительно искривляя губы.
— Знаю, о ком у вас идёт речь и кто вас уговорил на это.
— И что? — также повторил еврей.
— Я могла бы вас выдать и обвинить…
Хахнгольд громко рассмеялся, плюнул несколько раз и крикнул служанке.
— Подождите, подождите, это не конец, — прибавила Агата.
— И что же? — снова по-своему добавил еврей.
— Много вам обещали за убийство ребёнка?
— Что вам до этого?
— Очень важно! Я вам обещаю заплатить вдвойне, если этого не сделаете, а поможете нам.
— Кому?
— Этому ребёнку.
Хахнгольд пожал плечами.
— Нищенка, баба из-под костёла! — добавил он.
— Да, да! Но не я вам обещаю, а мать. Ты знаешь, он имеет мать.
— Она погибла.
— Она не погибла, жива… тут, и вскоре…
Еврей внимательно начал прислушиваться, сам не знал, верить или не верить, смеяться или обсудить. С одной стороны его толкало желание получить прибыль, с другой — боялся обмана, особа, выбранная для посольства, его удивляла. Но вскоре начал понимать, что мнимая нищенка специально надела такую одежду, чтобы её не узнали. Эта мысль начала его беспокоить.
— Но деньги не в ваших руках, — сказал он потихоньку, — что вы можете?
— Знаете вы или нет, что мать хорошо знает короля, потому что скрывалась на дворе старой королевы. Король заставит отдать ей награбленное у неё состояние, она направилась прямо к королю… Он вскоре сюда прибудет. У нас в руках доказательства против князя…
Еврей начал беспокоиться.
— Что тут болтать, — сказал он — я так быстро ничего не могу сделать, придёте завтра, принесёте деньги, как можно больше денег, иначе не поверю.
Он указал на дверку, кивнул головой и собирался входить в дом, когда как раз в дверку снова стали стучать; выбежала служанка, Хахнгольд задержался на крыльце.
Агата, не показывая замешательства, в молчании отошла.
Она сделала, что собиралалсь, остальное поручая Богу.
Новый прибывший был мужчина маленького роста, блондин, одетый не изысканно, но по-иностранному. Белый воротник окружал его лицо, затенённое завивающимися локонами волос, на нём зелёное бархатное короткое платье с украшениями такого же атласа, чёрный плащик на плечах, шляпка с чёрным пером, шпага, торчащая сбоку на вышитом шарфе, на ногах башмаки с зелёными шнурками и выпуклыми пряжками такого же цвета. Он остановился у двери, а, увидев еврея, в шутку с ним поздоровался:
— Szulim lachem.
Дойдя до крыльца, он подал руку кампсору, с улыбкой поправил волосы и, садясь на лавку, спросил:
— Ну что?
— Ещё ничего, — сказал еврей равнодушно, — и кажется даже, что кончится ничем.
— Как это?
— Это трудней, чем вам кажется.
— Трудно, трудно! Хочешь, пожалуй, больше выторговать, ребе. Но это нужно сразу говорить, а не искать трудностей, которых нет.
Еврей по-своему презрительно пожал плечами и указал на выходящую со двора нищенку.
— Какая связь?
— Она также насчёт этого дела приходила…
— Кто?
— Эта женщина!
— Эта женщина! — и незнакомец живо встал с лавки. — От кого?
— От матери.
— Матери нет в живых.
— Жива, — отвечал еврей холодно.
Беспокойство господина, одетого в зелёную одежду, возрастало, хотя он пытался его скрыть, и, принимая шутливую физиономию, добавил:
— Вы надо мной шутите. Где же она?
— Направилась к королю.
Незнакомец побледнел.
— Кто вам это сказал?
— Кто? Что вам до этого, когда не верите.
— Но это быть не может.
— Ну… то и хорошо.
— А наш уговор?
— Что за уговор?
— Думаете его разорвать? — живо спросил одетый в зелёное.
— Он сам разорвался, — отвечал еврей.
— Значит, хорошо, — он встал с лавки, а лицо его зарумянилось. — Я найду кого-нибудь другого на ваше место.
— Охотно.
Незнакомец пугал еврея своим уходом, но видно было, что и сам не хотел уходить. Еврей стоял холодный и невозмутимый.
— Что же будет?
— Что хотите, что бы было?
— Был уговор, слово, и конец.
— Я не хочу в это вмешиваться. Дело уже у короля.
— Кто вам забил голову этими баснями? Вы хотите больше денег? Так добавлю.
— Добавьте вдвойне и будет ещё слишком мало, — сказал еврей.
— Вдвойне? — воскликнул незнакомец нетерпеливо.
— Я с другой стороны буду иметь больше.
— С какой другой стороны, если её нет? Мать не жива…
— Она жива. Она приехала в Тыкоцин.
— Этого
