27
Он сказал мне:
– Русский! Русский! Я закрываю глаза и вижу: твоя судьба – хаос. У тебя никогда не будет своего дома. Ты не найдёшь удовлетворения ни в себе, ни во встреченных людях. Твои дела, мечты, скитания по свету – всё обернётся изжогой. Прекрасные слова, которые ты прочтёшь в книгах, застрянут у тебя в горле. Ты захочешь открыть настежь зоопарки и тюрьмы, но не посмеешь. Ты не будешь прикасаться к деньгам, но это придётся делать твоей подруге. Твоя участь под Солнцем – шататься, плестись, спотыкаться. Ты попытаешься изменить свою жизнь, но не изменишь даже своих кошмаров. Ты станешь одиноким, больным и старым. Твой единственный ребёнок не захочет тебя видеть и слышать. Ты будешь говорить о любви, но в твоём сердце угнездится досада. Ты не научишься самозабвенно внимать пению пташек! О русский! Тебя ждёт горькое разочарование в жизни! А потом ты умрёшь – как все люди, звери, растения и минералы. Вот что я хотел сказать тебе, русский.
Он помолчал и добавил:
– Не смотри так доверчиво и не принимай всерьёз мои речи! Я болтаю сейчас одно, а завтра скажу другое. Эти предсказания не имеют под собой никакой почвы.
28
Ещё он сказал мне:
– Я гляжу на тебя, русский, и вижу: в тебе сидит чёртик. Бесёнок. Демон. Он из тебя нет-нет да выглядывает наружу. И тогда я его усекаю, даже запах его чую. Знаешь, какой он? Жёлтый. Жёлтый-прежёлтый. Он как протухший яичный желток, а вместо глаз у него два кристалла соли. А вместо рта – кусочек красного перца. И он хочет шкодить, дурить, куролесить. Он хочет пачкать, поганить, грязнить, испражняться, глупить, безобразить. И он тобой заправляет. Пилотирует. Кукловодит. Остерегайся, русский! Этот чёрт может тебя погубить, изуродовать, изувечить. Он уже прогрыз в тебе дыры. Ты ведь слабый. Ты нестойкий. Ты как ребёнок. Ты нуждаешься в опоре. Потому-то ты и пришёл сюда: искать помощь, подпитку, подмогу. Но тебе никто не поможет, кроме тебя самого, русский. Полагайся только на себя и иди своей непутёвой дорогой. Твоя детскость – единственное твоё богатство. Тебе ведь никогда не стать взрослым. Ты недовзрослый, антивзрослый, поствзрослый. Это твоя слабость и твоя сила. Постарайся, чтобы твоя слабость стала твоей силой.
29
Затем он добавил:
– И помни: никакого чёрта и никакого Мерзкого Духа нельзя убедить или победить словами. Черти и злые духи только того и желают: обмениваться речами, препираться, спорить, доказывать, мотивировать, фундировать и базарить. Это их обычная хитрость, уловка, притворство. Они обожают пиздеть и судачить. Но доводы и вербальные аргументы бессильны в схватке с дельцами, законченными подлецами и адскими шельмецами. Ты никогда не осилишь супостата словами, ибо это именно то, чего он хочет: балаболить. Это его дымовая завеса. Только поединок, бессловесная стычка может изменить что-то. Только драка, только сеча, только сшибка. А болтовня бессильна. Канальи могут трепаться сто тысяч лет, но их словесный мусор всего лишь увёртка. На самом деле они хотят одного: сцапать тебя и прикончить.
30
Я был поражён, когда услышал от него такую фразу:
– Звери сделаны из лучшего материала, чем люди.
Мне показалась, что я где-то уже это слышал.
Потом я понял, что эти слова написал в письме Надежде Мандельштам Варлам Шаламов.
31
В последнее моё утро в Лоуренсе Берроуз вдруг заскрипел и заклацал зубами, как щелкунчик.
Грауэрхольц решил, что его дорогому другу плохо.
Но старик отмахнулся и заорал во всё горло:
– Джеймс! Русский! Нам надо немедленно ехать в Мохаве! Это мой последний шанс попрощаться с друзьями в Мохаве! Собираем пожитки! Мы едем в Мохаве! Я соскучился по внутренним, сокровенным, тайным Соединённым Штатам! Я покажу русскому скрытые, потаённые, заповедные Соединённые Штаты! Он увидит, что есть иная Америка и иные американцы! Я открою ему подспудные, секретные, глубинные Соединённые Штаты! Я покажу ему Америку, которая живёт в моём сердце!
32
И действительно: мы моментально собрались, взяли напрокат пикап с открытым кузовом и отправились в пустыню Мохаве.
А Патти Смит решила вернуться в New York City.
Перед отъездом она сказала:
– I feel all the shit of this fucking world in the pit of my stomach.
Часть восьмая. Мохаве
1
Мохаве – это, в сущности, не пустыня, а пасть огнедышащего дракона.
Он уже сожрал кусок Калифорнии, кусок Невады и кусок Аризоны.
И будет жрать дальше, пока не наестся.
А наесться дракон никогда не может.
Летом в его пасти пекло: до +50° по Цельсию (и выше!).
В таком климате ты моментально потеешь.
И весь пот выходит из тебя за минуту.
И ты становишься сух и безумен, как Хассан ибн Саббах или его отдалённый потомок Чарльз Мэнсон.
2
Мы ехали по Великой Американской Дороге: Грауэрхольц за рулём, рядом с ним Берроуз.
Ну а я, губошлёп, – в открытом кузове, завёрнутый в два индейских одеяла.
Я валялся, уставившись в синее-синее небо.
Иногда на нём появлялось белое-белое облачко и проливалось коротким кровавым ливнем.
В Америке такое бывает (об этом можно прочитать у Говарда Филлипса Лавкрафта и Стивена Кинга).
Но мне всё равно было сладко, как гусенице в капустном листе, как белке на кедровой ветке.
Я ни о чём не жалел, не мечтал, не думал.
Я наслаждался, как кошка на коленях великого американского романиста.
3
Я ехал и сам себе не верил: «Неужели я до сих пор с Уильямом Берроузом, этим полудохлым сверхчеловеком?»
И ещё: «Я с ним никогда не расстанусь!»
4
На ночь остановились в мотеле на краю пустыни.
Сняли только один номер.
Я сидел на полу, Грауэрхольц и Берроуз – на кроватях.
Берроуз изложил свой концепт внутренних Соединённых Штатов:
– Тайные США – это, конечно, пустыня. Впрочем, сейчас весь мир пустыня. Но есть пустыня, которую ещё не захватили белые люди. Вот туда мы и едем. К людям, которые стали не-людьми во внутренней пустыне Сокровенных Соединённых Штатов. Эти не-люди свободны от вируса человеческой речи. Они излечились. Теперь они молчат и только смотрят. И всё понимают. Когда ты всё понимаешь, то навсегда замолкаешь. Смекаешь, русский? Понимающий – замолкает! И уходит в пустыню! Вот это и есть тайные, внутренние, Сокровенные Разъединённые Штаты.
Он откинулся на подушку и вскрикнул:
