и он сможет так же безмятежно заснуть.
Маленький Джои спал спокойно, проснувшись за все это время лишь однажды, когда в комнате поднялся шум, да и то ненадолго: похлопав глазенками, он тут же заснул опять.
Бен снял брюки, подержал их в руках с сильным желанием зашвырнуть куда подальше, но потом передумал и аккуратно повесил на спинку стула. Надо, чтобы Фэй утром проснулась в хорошем настроении, и ее ничего не расстраивало. В том числе вид его одежды, разбросанной по всей квартире где ни попадя. Теперь ее нельзя беспокоить даже по мелочам, а, наоборот, надо удвоить свое внимание и заботу и быть предупредительным как никогда.
Бен шагнул в ванную, наскоро почистил зубы, посмотрелся в зеркало и покачал головой, оставшись крайне недовольным своим измученным, разбитым видом. А потом погасил свет и отправился спать.
Постель была мягкая, одеяло теплым. Рядом слышалось тихое и ровное дыхание Фэй. И еще убаюкивающее тиканье часов.
На несколько секунд Бен даже задержал дыхание, боясь нарушить эту гармонию темноты и тишины.
И тут ему страшно захотелось спать, и он без колебаний закрыл глаза.
«Так что там говорила Фэй? — думал он, погружаясь в сон. — Лучше всего забыть об этой монахине и оставить ее в покое… Пожалуй, она была абсолютно права».
Он повернулся на левый бок и, глубоко зевнув, сладко заснул.
Глава пятая
Инспектор Бурштейн появился у себя в отделе в одиннадцать утра.
— Вам удалось хоть немного вздремнуть? — завидев своего шефа, первым делом спросил осунувшийся детектив Уосо.
Бурштейн отрицательно покачал головой и подавил зевок, стараясь не обращать внимания на головную боль, которая мучила его с половины пятого, когда он решил все же лечь и заснуть.
Они вошли в кабинет инспектора. Бурштейн повесил шляпу и плащ на вешалку и сел за письменный стол, заваленный всевозможными бумагами. Налив себе чашку кофе из термоса, который он предусмотрительно захватил из дома, Бурштейн мельком взглянул на рабочее расписание сотрудников отдела, потом посмотрел в потолок и снова зевнул.
— Ну, как у нас обстоят дела на 89-й улице? — спросил он, расстегивая ворот рубашки и ослабляя галстук.
Уосо откашлялся и поправил на переносице очки в оправе из черепахового панциря.
— Я тут побеседовал с криминалистами, — доложил он. — Они обшарили весь подвал в поисках недостающих частей трупа, но, как я и предполагал, ничего не нашли.
Так что нет никаких отпечатков. Их отчет будет у нас к полудню.
Бурштейн медленно кивнул, одновременно кое-как приводя в порядок разбросанные по столу бумаги.
— Жильцов в доме проверили?
— Да, осталось разыскать лишь троих. Но двое из них — женщины.
— А кто мужчина?
Уосо раскрыл блокнот.
— Его зовут Луис Петросевич. Он тоже, кстати, живет на десятом этаже. Как раз напротив Бэрдетов, через холл.
Бурштейн потянулся, потом схватил карандаш и начал что-то быстро писать в своем рабочем журнале.
— Когда его видели последний раз?
Уосо перелистал несколько страничек и только потом ответил:
— Вчера на работе. Он занимается продажей копировальной техники. Мы позвонили к нему в контору и поговорили с секретаршей. Она сообщила, что вчера в пять вечера Петросевич ушел на встречу с клиентом. А после этого собирался ехать прямо домой. Но, насколько нам известно, в квартире он с тех пор так и не появлялся.
Карандаш сломался. Бурштейн отбросил его в сторону и потер лоб руками.
— Так, хорошо… — задумчиво произнес он и отпил большой глоток кофе. — Вполне возможно, что как раз он и есть жертва.
— На всякий случай я собрал о нем кое-какие сведения…
— Правильно, Уосо.
В этот момент зазвонил телефон. Бурштейн поднял трубку, некоторое время слушал, а потом посоветовал говорившему обратиться к одному из дежурных детективов.
— Ну, а как насчет дела, о котором я говорил тебе вчера?
— Его нет, — смущенно пробормотал помощник.
— Что?!
— Я проверил везде, где только возможно, — пытался оправдаться сержант. — Под каждым именем, которые вы мне дали. Но такого дела нигде нет.
— И что, о нем нет даже упоминаний в каталоге?
— Как раз в каталоге оно есть. Название занесено в компьютер. Но самого дела нет. Или его по ошибке переложили куда-то, или оно просто украдено. Я на всякий случай проверил, не осталось ли копий каких-нибудь материалов… Но здесь тоже тупик.
— Черт побери! — Бурштейн с досадой стукнул кулаком по столу. — Только этого еще не хватало! Проверь еще раз все, что можно. — Он нервно зашагал по кабинету. — А что слышно с ордером на обыск?
Уосо торопливо положил в рот пластинку жевательной резинки.
— Я говорил с прокурором округа. Но для того, чтобы получить такой ордер, надо представить что-то более убедительное, чем догадки…
— Ясное дело!.. — Бурштейн тоскливо посмотрел на улицу через зарешеченное окно. Вид из окна был на редкость унылый. Край замусоренного двора и стена соседнего дома мышиного цвета. Он снова повернулся к сержанту-
— Мне надо еще раз тщательно все обдумать.
— Хорошо, я буду рядом, — ответил Уосо и вышел из кабинета.
Бурштейн достал новый карандаш, сделал какие-то записи, потом резко схватил телефонную трубку и стал медленно набирать номер. Сперва слышались громкие помехи на линии, а потом раздались длинные гудки.
* * *
— Для меня, конечно, твой звонок был приятной неожиданностью, — врастяжку говорил бывший старший инспектор Томас Гатц знакомым низким гнусавым голосом, который слегка раздражал Бурштейна. — Так сколько же мы с тобой не виделись? — Внимание Гатца было целиком сосредоточено на^бесстрастном лице его собеседника.
— Год, — тут же ответил Бурштейн, не обращая внимания на шум в переполненной закусочной, куда они зашли Йобеседовать. — А может, и больше.
Гатц посмотрел в тарелку куриного бульона, которую ему только что принесли, и шумно вздохнул. Он был крепким коренастым мужчиной невысокого роста с резкими чертами лица. Отличали бывшего сыщика чуть припухшие внимательные карие глаза, длинный нос с шишкой на переносице и неестественно тонкие, почти бесцветные губы. А еще он постоянно носил старый фетровый котелок, который удивительно шел к его плотной, слегка сутулой фигуре. На рубашке Томаса Бурштейн сразу же заметил многочисленные сальные и кофейные пятна. К тому же Гатц умудрялся просыпать на нее пепел с сигары, которую беспрерывно держал во рту.
— Год — это слишком много для таких старых друзей, как мы, — саркастически хмыкнул и покачал головой Гатц. — Значит, у тебя, сукин сын, опять возникла проблема, которая тебе не по зубам, раз ты удосужился вспомнить обо мне. Я угадал?
— Можно сказать и так, — обезоруживающе улыбнулся Бурштейн.
— Как? После всего, чему я тебя научил, у тебя
