на заправку, залейся под завязку и подъезжай к складу.
Брагин с недоумением взглянул на него — он явно не понимал, что делать на складе в такую рань, — но промолчал, взял деньги и стал осторожно спускаться по крутому откосу. А Георгий зашагал к складу потребкооперации.
На его счастье, дежурил Емельяныч, дряхлый старик, потерявший почти все зубы. Он увидел Георгия из окна сторожки и вышел навстречу.
— Здорово, Емельяныч!
— Ждорово, Егорий, ждорово, — прошамкал Емельяныч. — Чего не шпишь?
— Не спится, вот и не сплю… Дай-ка твоего горлодеру закурить.
Емельяныч вынул кисет, бумаги для завертки. Присели на лавочку, закурили.
— Скажи, Емельяныч, зима скоро станет?
— Шкоро, кашатик, шкоро…
Георгий повел взглядом на дверь склада. Там висел огромный амбарный замок. «Придется какую-нибудь железяку искать». Он взял централку, которой был вооружен Емельяныч, переломил ствол, ощерившийся круглой черной пустотой, и улыбнулся:
— Что же ты, охранник, с пустым ружьем на посту стоишь?
— Дак штрельнуть же может.
— А не боишься, что грабить придут?
— Хе, — осклабился Емельяныч, — кому он нужон, этот шклад? Да и шроду у наш такого не бывало, чтобы охальничали.
— Не бывало, говоришь? — задумчиво переспросил Георгий. — Ну а теперь будет… Я сейчас тебя грабить буду.
— Ты? — Емельяныч скрипуче рассмеялся, показывая уродливые голые десны. — Ну и шутник ты, Егорий!
— Это верно, шутник я большой. — Георгий вздохнул. — Только сейчас мне не до шуток. Слушай меня внимательно, Емельяныч. Ты старик мудрый, сейчас сам все поймешь.
Георгий коротко рассказал ему о создавшейся ситуации и спокойно заключил:
— Так что хочешь не хочешь, а грабить мне тебя придется.
Емельяныч с изумлением смотрел на него:
— Да ты што, шерьежно?
— Вот именно… Да ты не волнуйся, я все сделаю так, что ты ни в чем не будешь виноват. Скажешь капитану, что я тебе пистолетом грозил, понял?
Георгий вытащил пистолет и показал Емельянычу, и только тогда тот поверил, что Георгий не шутит, и покачал головой:
— Ох, паря, не дело ты жатеял… Пошодят ведь.
— Может, и посадят, да ведь когда это будет… Ладно, пошли, проверишь, что я брать буду. А я все запишу и бумажку тебе оставлю, отдашь ее капитану.
Георгий поднялся и пошел к складу, на ходу выискивая, чем можно вытащить пробой. Железка нашлась тут же, Георгий сунул ее в дужку замка и без особого труда сорвал его вместе с пломбой. Емельяныч нерешительно топтался у сторожки.
— Заходи, Емельяныч, гостем будешь, — пошутил Георгий и, видя, что тот не двигается, сумрачно добавил: — Давай, а то завалится кто-нибудь, всю комедию испортит.
За десять минут Георгий отобрал все, что нужно, оглядел склад, проверяя, не забыл ли чего, подал бумажку Емельянычу:
— Проверь.
Но Емельяныч только покачал головой и с жалостью взглянул на него.
— Ну, как знаешь, — вздохнул Георгий, взвалил ящик с тушенкой на плечо и понес к берегу.
Боль в желудке, до сих пор вполне терпимая, вспухла тугим горячим комком. Сбросив ящик на берег, Георгий присел на корточки, отдышался и снова побрел к складу. Когда он принес второй ящик, подъехал Брагин и с удивлением спросил:
— Что, Синьков приехал?
Георгий не ответил и направился к складу. Брагин пришел следом, увидел сорванный замок, догадался не сразу, что это означает, и явно испугался.
— Это же уголовное дело, Георгий Алексеевич!
— Уголовное или нет, это прежде всего мое дело, — сказал Георгий. — Не бойся, тебя оно не коснется. Давай тащи, что сможешь. А впрочем, можешь не носить, если боишься попасть в соучастники.
Брагин торопливо схватил мешок с крупой и заковылял к берегу.
Через пятнадцать минут все продукты были в лодке.
— Теперь давайте обсудим кое-что, — сказал Георгий. — Я сейчас уеду, а вы еще минут пятнадцать покурите здесь, потом ты, — обратился он к Брагину, — не спеша пойдешь к участковому Звягину и скажешь ему, что я взломал дверь склада и кое-что изъял оттуда. Главное, не спеши, ноги-то у тебя больные… А ты, Емельяныч, будешь говорить так: я наставил на тебя пистолет, отобрал ружье и приказал не шевелиться. Ну и отдашь бумажку… Все ясно?
— А что мне дальше делать? — тихо спросил Брагин.
— Ничего. Отлеживайся, отъедайся, поправляйся. Можешь вместе с Виктором в Бугар ехать. Расчет получишь, когда все вернемся. Ну, кажется, все… Пока.
Георгий направился к берегу.
За ночь вода в Бугаре поднялась и, похоже, продолжала прибывать, — вероятно, в верховьях шли сильные дожди. Георгий гнал без передышки, останавливаясь только для того, чтобы долить в бак бензину. Он не боялся, что Звягин тут же кинется за ним в погоню: все-таки он знал его четырнадцать лет и был уверен — Звягин поймет, что заставило его пойти на взлом склада. Вероятно, он приедет к вечеру или даже завтра, когда они будут уже в пути…
А все-таки он нашел выход. Пусть далеко не самый лучший, пусть нелепый, но все-таки выход. Ответить ему, конечно, придется, но все это потом будет, когда он использует свой последний шанс и вернется с Бугарского нагорья. А тогда уж будет все равно — независимо от результата…
Без десяти три он подъехал к лагерю. Лишь Ковалев да Гоголев вышли встречать его, хотя и все остальные наверняка слышали шум мотора и знали, что, кроме Георгия, быть тут в эту пору некому. Ковалев и Гоголев сразу, конечно, поняли, что продукты он привез, но не то что радости — и тени признательности не увидел Георгий на их лицах. Он зло приказал:
— Быстренько разгрузите!
Гоголев лениво гаркнул:
— Эй, лежебоки, вылазь, жратва приехала!
«Приехала, мать вашу . . .! — в бешенстве едва не сорвался на крик Георгий, но сдержал себя, молча направился к палатке. — Приехала, как же! Сама по себе ножками притопала: нате, кушаете меня, жрите, лопайте! Знали бы вы, сволочи, каким способом эта жратва приехала!»
В палатке четверо резались в карты, будто не слышали ни шума мотора, ни гарканья Гоголева.
— А вам что, особое приглашение?! — тихим, зловещим голосом сказал Георгий.
— Да сейчас идем, — с досадой сказал Булыгин, бросая карты. — Горит, что ли?
Ах, с каким наслаждением ударил бы его сейчас Георгий! Он даже глаза зажмурил, чтобы не видеть лица Булыгина и не поддаться этому внезапно возникшему желанию. Он поборол приступ бешенства, и вдруг ему стало очень не по себе. Он испугался. И не последствий этого, к счастью не случившегося удара, а того, что у него вообще возникло такое желание. Ведь никогда прежде он ничего подобного не испытывал. Да и не за что было бить Булыгина, в общем-то совсем неплохого человека, не лодыря, не труса, не нытика,
