умоляющей меня больше не уходить, это все, что возвращает меня к жизни. Я цепляюсь за это, заставляя себя встать, найти выключатель света, дойти до ванной. Я нужна им, даже если больше никому не нужна. Даже если у меня больше ничего не осталось.
Я включаю душ, пускаю воду такой горячей, какую только могу выдержать, а затем проскальзываю под нее. Я тру каждый дюйм себя, пытаясь смыть не только его прикосновения, но и воспоминания о том, как сильно я наслаждалась ими. Я усердно тру между ног, пытаясь смыть с себя его сперму, не обращая внимания на пульсацию, которую я чувствую при воспоминании о том, как он обхватил меня руками, затолкал ее обратно в меня, что-то бормоча мне, пока он пальцами доводил меня до очередного оргазма. Он хотел сохранить всего себя внутри меня, и я знаю цель, стоящую за этим, сделать меня беременной. Чтобы удержать меня здесь с ним, связанной с ним, как будто я уже не была безнадежна.
Я хочу, чтобы он бросил меня. Я не хочу иметь от него ребенка, может я уже и не могу. Я думаю о жизни, которая могла бы быть у нашего сына, и я внезапно радуюсь тем ударам, которые мне наносили, и тому факту, что из меня, возможно, буквально выбили способность к зачатию. Я была бы рада, что я не смогла бы дать Виктору то, чего он больше всего хочет от меня, поскольку он не может дать мне то, чего я больше всего хочу от него.
После того, как я отскребла розовую кожу, бедра и между ног до блеска, я опускаюсь на пол душа, позволяя горячей воде стекать по моим волосам и лицу, смывая все это. Его прикосновения, его запах, его слова, его губы. То, что он заставил меня почувствовать, совсем ненадолго. Я должна забыть об этом, или я сойду с ума. Если я собираюсь спать одна, я должна забыть как это, его чувствовать. Я думала, что сегодняшний вечер оставит мне что-нибудь на память, когда я буду одинока, но вместо этого это просто причиняет боль, в моей груди крутится нож, точно такой же, как тот, который, я знаю, я оставила у Виктора.
Предполагалось, что наш брак положит конец войне, но вместо этого мы начали новую.
***
Остаток ночи будет нелегким.
Я долго лежу в постели в темноте, завернувшись в халат, и тихо плачу. Я не хочу, чтобы кто-нибудь меня слышал, меньше всего Виктор, но я тоже не могу полностью сдерживаться. Я думала, что проведенная с ним ночь улучшит мою жизнь, но от этого стало только намного хуже.
Меня всегда страшила мысль о холодном, бесчувственном браке, хотя я знала, что, скорее всего, это моя судьба. Но это брак, в котором мы так отчаянно хотим друг друга, но не можем найти золотую середину, намного хуже. Я не думала, что так все обернется, или как ужасно мы с Виктором станем относиться друг к другу, потому что я знаю, что я не без вины виновата в этом. Мы оба вцепились друг другу в глотки, и я сожалею о том, что сказала некоторые вещи, во время этой ужасной последней ссоры. Но сейчас я точно не могу взять свои слова обратно. И это все, о чем я сейчас могу думать, чтобы удержать его от игнорирования моих желаний и продолжения получать от меня то, чего он хочет. Я сама выбрала ядерный вариант, и это открыло такую широкую пропасть между мной и Виктором, что я не вижу никакого способа, которым мы могли бы ее преодолеть.
Когда я наконец просыпаюсь, утренний свет становится серым и пробивается сквозь занавески, я пролежала в постели дольше, чем обычно. У меня здесь нет никакой одежды, и я не хочу возвращаться в свою старую спальню, где все еще находится Виктор. Я знаю, что в какой-то момент мне придется встретиться с ним лицом к лицу, но я пока не могу, и определенно не в комнате, где так много произошло между нами прошлой ночью.
Мучительно наблюдать, как проходят минуты, думая о том, что он делает. Гадая, не больно ли ему, скучал ли он по моему телу рядом с ним, когда проснулся этим утром, ненавидя себя за то, что вообще думаю о нем, и скучаю по нему, желая, чтобы все было по-другому, когда совершенно очевидно, что этого не может быть.
Наконец, когда я уверена, что уже достаточно поздно, чтобы Виктор встал и занялся своими делами, я выскальзываю из кровати, поплотнее запахиваю халат и выхожу в коридор. У меня все болит, как будто я пробежала марафон. Не только затяжная боль от флоггера Виктора прошлой ночью, но и мои мышцы от секса и адреналина. Это должно было стать приятным напоминанием обо всем удовольствии, которое я испытала прошлой ночью. Вместо этого у меня просто болит в груди, и это ощущается хуже, чем что-либо до этого.
Я чувствую себя опустошенной, как будто Виктор вырезал из меня что-то, чего я никогда не смогу вернуть. Или, может быть, я сделала это сама, когда разрушила все шансы на то, что у нас когда-нибудь будет настоящий брак. Когда я угрожала…
Это то, что чувствовала его первая жена? Это пустое, бесконечное чувство, что ничего никогда не станет лучше? Что я никогда больше не буду счастлива?
Я через многое прошла за короткое время. Такое чувство, что с момента моей помолвки с Франко прошли годы, но на самом деле прошли месяцы. Не прошло и года с тех пор, как я была замужем за одним мужем, овдовела и вышла замуж за другого с тех пор, как меня похитили, со мной обращались жестоко, я начала влюбляться в мужа, которому я изначально не должна была отдаваться, и поняла, что в нашем браке нет места такого рода чувствам. Не было места ни для чего, кроме брака по расчету, которым он всегда должен был быть.
Спальня пуста, как я и надеялась, пуста и холодна, как я чувствую себя сейчас. В камине нет огня, и свет выключен, только дневной свет проникает сквозь занавески. Все следы того, чем мы с Виктором занимались прошлой ночью, исчезли, кровать заправлена, флоггер куда-то убран, обрывки моей комбинации выброшены. Как будто этого никогда не было, и мне интересно, чувствует ли он то же самое, как будто это забыто.
Все, кроме ссоры, которая последовала за этим. Я знаю, что он этого не забыл.
Я роюсь в ящиках комода, вытаскиваю одежду, чтобы отнести обратно в “мою” новую комнату. Как только я беру в охапку все это, я направляюсь обратно по коридору, испытывая чувство потери,
