Как называли саму Аверил когда-то, пусть официально она и родилась после вступления мамы в брак.
Как называли Герарда, пусть он и не упоминал об этом вслух и крайне редко, неохотно — на бумаге. Но Торнстон рассказал вкратце о сводном брате Герарда, о соперничестве детском и неприязни взаимной, с годами завистью затаённой да обидами горькими дополнившейся. А когда орден начал партию в Афаллии и Герард инкогнито в отчий дом вернулся, так принц, правду о старшем брате узнав, за глаза того называл по-всякому. Правда, всё больше уколоть или поддеть норовил, поставить в вину происхождение — будто Герард сам выбирал, где и от какого отца родиться! — нежели оскорблял открыто, однако кому, как не Аверил, известно, что иные насмешки, на первый взгляд безобидные почти, невинные, яд за улыбкой скрывающие, могли ранить сильнее, больнее грубого словца?
— Прости, — смутилась Аверил. — Я не подумала о… о том, каково будет расти ему без имени отца.
— С именем отца у него в любом случае будут проблемы, — усмехнулся Герард невесело. — Традиционного имени я не смогу ему дать, как и тебе, впрочем. У членов братства есть только одно имя, данное нам при рождении, или, при желании, мы можем взять новое, как сделал я при вступлении, но нет имени ни второго, ни отцовского, ни родового. Ни фамилий, ни титулов, если таковые и вовсе были. Если только твоё.
— Нет, — покачала головой Аверил. Не надо их ребёнку такого наследства, нет нужды заставлять его ненавидеть собственное имя.
— Ты не ответила на мой вопрос, — напомнил Герард, поцеловал Аверил в уголок губ, вновь насыщая мир вокруг сладким ароматом радости, позволяя отринуть, наконец, сомнения, подозрения и страхи.
— Какой?
— Ты выйдешь за меня?
— Да, — прошептала Аверил.
— Значит, я самый счастливый собрат под этой луной.
— А я самая счастливая девушка на свете.
Герард улыбнулся снова, широко, по-мальчишески бесшабашно, неожиданно обнял Аверил крепче, приподнял над землёй и закружил. Аверил обхватила его за шею и рассмеялась, и впрямь чувствуя себя самой счастливой девушкой на свете.
* * *
Для брачной церемонии был выбран храм Гаалы Всеблагой в соседнем городе, и уже два дня спустя Аверил стояла в тесной комнатке, что располагалась рядом с основным залом храма, и ожидала, пока Стевия, хмурясь без конца и закусывая нижнюю губу, приладит цветочный венок на её свободно распущенных волосах. Свадебный наряд — невесомая паутина белоснежного кружева на нижнем платье цвета топлёного молока, перехваченная расшитым пояском, — казался скромным, но Аверил и не нужна роскошь чрезмерная, блестящая и столь же пустая, бездушная. Свидетели лишь Торнстон да Стевия и, пожалуй, единственное, о чём Аверил жалела, так это о том, что нельзя пригласить Шерис. Девушка не ведала, где ныне находилась суккуба, в какой части мира укрылась от своего клана, и сомневалась, что, даже будь ей известно о местоположении Шерис, Герард одобрил бы такую гостью.
И ещё жаль, что маме не дано увидеть Аверил, увидеть, как хороша её дочь в день свадьбы, как любит она своего наречённого. И внука или внучку маме тоже не увидеть.
Встав на цыпочки, Стевия поправила венок, состоявший из огненно-алых, поздних осенних цветов, отступила на шаг, Аверил оглядывая. Затем взяла со столика у стены свадебный букет, подала Аверил, глаза пряча.
— Что-то случилось? — спросила Аверил.
— Кроме того, что проклятый берёт в жёны лунную? — Стевия отвернулась, начала складывать в сумку щётку, ленты для волос, шпильки, шкатулку с косметическими мелочами и шляпку, в которой Аверил сюда пришла. — Ничего, о, совсем ничего.
— Уверена?
— Более чем.
— Если тебя тревожит, что Герард распускает прислугу и продаёт дом, то тебе не о чем беспокоиться, он обещал выплатить всем двойное жалование и…
После свадьбы Аверил надлежало пробыть в том доме неделю, не больше, а после Торнстон увезёт её в другое место. Герард тем временем вернётся в Тарийю, объявит о желании отдохнуть немного от партии, развеяться да воздухом свежим подышать, передаст дела кому-то из младших собратьев и отправится в Афаллию. Заберёт Аверил и впрямь, как обещал, покажет ей разные уголки королевства, разные города и даже море. Они попутешествуют по Афаллии, не задерживаясь надолго на одном месте, пока срок маленький и Аверил можно ездить, а потом переберутся на юг, поближе к границе с королевством Виатта. У них будет свой дом, уверял Герард, пусть и временный, на два или три года, до рождения ребёнка и пока тот не подрастёт чуть, но Аверил там понравится.
Обязательно понравится — Аверил в том совершенно уверена. Она с радостью слушала Герарда, словно купалась в его восторге от предстоящих событий, в его планах и мечтах, свежих, бодрящих, словно тёплый весенний ветер. Только шикала суеверно и скрещивала пальцы в обережном знаке, когда Герард заговаривал о том, кто родится, мальчик или девочка. Нельзя о таком упоминать всуе, рано ещё, как бы богов не прогневить, вперёд всевидящего божьего ока в будущее заглянуть пытаясь.
У Торнстона свои дела-заботы, он и так почти постоянно с Аверил был, а прислугу придётся распустить.
— Другую работу я найду, — правда, особой уверенности в голосе Стевии Аверил не услышала. — И тётушка тоже. Просто… — Стевия сложила все вещи, закрыла сумку. Глубоко вздохнула и резко к Аверил обернулась. — Просто этот ваш… Торнстон предложил мне стать его парой.
— Парой? — растерялась Аверил.
— Да. Подошёл ко мне вчера вечером и сказал… сказал, что с ума сходит от моего запаха, что жить без меня не может и что если я что-то к нему… чувствую, то мы должны быть вместе несмотря ни на что. Представляешь, глупость какая? Я — и быть парой проклятому? Да это ещё хуже, чем за обычного человека замуж выйти!
Не сдержавшись, Аверил улыбнулась. Вот почему, должно быть, Стевию взяли с собой, и Герард не возражал, не ворчал, что горничная может узнать то, что знать ей нельзя.
— Так ли уж хуже?
— Вы с Герардом — другое дело, — отмахнулась Стевия. — Но я всё равно не одобряю этих патриархальных пережитков, символов женской чистоты и брачных оков. От женщин всегда невинности требуют и в ранг главной женской добродетели возводят, а мужчинам всё можно, хоть гарем завести, никто и слова против не скажет.
— И что ты ответила?
— Ничего. Ну, почти ничего. Ответила, что, выходит, он действительно с ума сошёл, раз подобное мне предлагает, раз вообразил, будто я что-то там к нему чувствовать должна, кроме разве что презрения. Похоже, все проклятые считают себя неотразимыми, если полагают, что женщина должна немедля и с благодарными поклонами принимать каждое их сомнительное предложение.
— И только? — уточнила Аверил пытливо.
— Не только, — Стевия насупилась, глаза в пол опустила. — Потом он меня… поцеловал. И это было… было омерзительно! Гадко, просто фу! Мне совсем не понравилось!
