возмутился Барышник, – ща ебну!
– Э! Послушай! – одернул его Муслим, – тему пацан один приколол. Короче, у них на РУДН два шабиста – Мага и Дато – в конкретных тягах заходят в лифт, а там, короче, стоит какой-то пиздец здоровый бурят или ханты-мансиец, хуй его, пиздаглазый, короче. Ну, двери закрываются и один из этих пацанов решил походу хаха половить – оборачивается к этому быку и говорит: «Вот ты и попался, хитрый Чен!». А тот походу шутку не понял и сходу обоих уработал, прикинь, – Муслим раскраснелся от сдерживаемого смеха, – этот приколоться хотел, а тот ебанат в серьезку воспринял и разъебал их!
– Свой рот ебал! – захлебываясь от смеха восторженно воскликнул Барышник.
– Ну, мне так по крайней мере прикалывали, – пояснил Муслим.
– А я вчера с ТТ разговаривал, – поделился Барышник, – хотел дисков взять в загруз. Она говорит у нее нет – пиздит, конечно – но зато, говорит, есть барбитура, которая штырит как экстази. Четыре табла выпиваешь и прет.
– И что это за дерьмо? – поинтересовался я.
– Баклафен называется – лекарство от паранойи для старых людей.
– А рецепт?
– Не нужен.
– А сколько стоит?
– Рублей двести упаковка.
– Почему мы еще здесь? Поехали! – воодушевился я.
– Куда? – не понял Барышник.
– В аптеку, куда!
– Не, пацаны, вы езжайте, а мне на пару надо, – поднялся с места Муслим, – потом приколите, чо за тема.
Выйдя из Макса, мы двинули в сторону метро. На гуме, конечно, тоже была аптека, но старая ГБ-шница, которая в ней работала, не продавала нам даже пипетки. Зато в аптеке на Строителей мы беспрепятственно замутили пачку этого дерьма и сразу же закинулись. Решив, что четыре таблетки – доза для девочек, Барышник закинул девять, я же ограничился шестью. В приятном предвкушении, томясь от сладостного ожидания трипа, мы прогулочным шагом возвращались в универ. Через пару у Барыги начинался зачет, поэтому, едва войдя в Макс, он почти сразу же соскочил в корпус, а я, заметив Алису в компании ее странных подруг, решил заморозиться с ними.
– Зая, представляешь… – набрав в легкие воздуха, начала Алиса какой-то несносный невыносимый рассказ. Я хотел было послушать, но что-то меня отвлекло, поэтому я просто пил газировку, которую она мне купила, и с отсутствующим видом пялился по сторонам.
За соседними столиками, насколько хватало глаз сидели платиновые блондинки с рыжей от автозагара кожей и шумные, облаченные во все черное, южные девицы, всегда готовые в случае чего сделать проход в ноги или бросок через бедро – те и другие с модными в том сезоне белыми сумочками Луи Виттон с разноцветным брендированием. В очереди у кассы выстроился весь свет московского университета. Вырядившийся в розовую футболку и драные джинсы Дима Акопян с игривым ирокезом через всю голову любезничал с Шервони-фэйсконтролем – самопровозглашенным смотрящим за малым сачком первого гума – упитанным парнем в черном пуховике с крупной надписью Гуччи через всю спину – от плеча до плеча. Распаленный, видимо, живым разговором, Шервони ни с того ни с сего ударил Акопяна в плечо. Тот пошатнулся, но не рассердился, а с заискивающей улыбкой уточнил, можно ли и ему ударить в ответ. Шервони великодушно дозволил, кивнув в знак согласия. Впрочем, великодушие на глазах сменилось презрением, когда Акопян лишь слегка коснулся его кулаком. «Даже пуховик Шервони смог бы отпиздить Акопяна» – подумал я и улыбнулся собственной шутке.
– Зая, ну что ты молчишь?! – тормашила мое плечо Алиса. Заглядевшись на пуховик, я не заметил, что она уже закончила свой рассказ.
– Да ладно? – заинтригованным тоном, переспросил я.
Барбитура начинала впирать.
– Да! Я сама в шоке! – бедная девочка, она одна в МГУ не знала, что я травлюсь, как последняя тварь.
– Ну, ясно, – ответил я очень серьезно и, заговорщицки подмигнув ей, вышел из-за стола, – вечером еще обсудим.
Покинув Макс, я направился к первому гуму. Войдя в корпус через малый вход, я обнаружил, что мест в гардеробе не было и мне пришлось идти прямо в куртке. Едва миновав пропускной пункт, я услышал, как охранники, выполнявшие функции турникета, попытались не впустить шедшего следом за мной Алишку, брата моего однокурсника Ислама – ему было лень лезть в карман за студенческим.
– Предъявите пропуск! – вопил один из охранников.
– Я граф Алиев! – рявкнул на него Алишка и потопал дальше.
Второй охранник лишь махнул рукой – пусть идет. На меня же, словно благодать, неожиданно снизошли воздушная легкость и эйфория. Взлетев по ступеням на банк, я стал носиться по коридору, как невесомая пушинка, подхваченная порывом ветра.
– Я лечууу! Лечу! – кричал я, бегая вокруг ничему уже не удивлявшихся местных обитателей.
Так совпало, что зачет Барышника проходил в аудитории, вход в которую находился как раз возле банка. Я продолжал радоваться жизни, когда в коридор неожиданно вышел Ислам, державший раскрасневшегося с полузакрытыми глазами Барышника, переборщившего, как выяснилось, с дозировкой и висевшего теперь безжизненной тряпочкой на руках друга. Заметив во время зачета, что Барышник отъезжает, Ислам догадался вывести его из аудитории, объяснив преподавателю, что «пацан пиццей траванулся и ему не вариант сейчас».
– Вова, я летаю, дай мне еще, – завидев парней, я как коршун спикировал к ним.
– Нет, я их выбросил, – выдавил Барышник и блеванул на пол.
Немного огорчившись, но моментально об этом забыв, я развернулся и продолжил свой нелепый забег. Немного устав, я решил присесть. В кармане завибрировал телефон – звонил Сега.
– Братан, надо шабануть вырубить. Есть вариант?
– А сколько надо?
– Грамма четыре.
– Ща попробую, – согласился я.
В МГУ вариантов не оказалось, поэтому я позвонил Шмуле в МАрхИ и договорился на четыре куска по четыре рубля каждый. В ситуации, когда в кармане не было ни копейки, это казалось номальным проектом. Сеге, который не приходился мне ни другом, ни братом, я объявил по шесть. В конце концов, он просил не дверь придержать, а обдолбанному тащиться через всю Москву с палевом на кармане, рискуя попасть под статью.
МАрхИ располагался в бывшей городской усадьбе графа Воронцова на Рождественке и казался камерным и миниатюрным – особенно в сравнении с МГУ, численностью населения и территорией, напоминавшим небольшой город. В МАрхИ же не было ни пафосного интернет-кафе для мажоров и сочувствующих, ни заветренных суши по цене самолета, ни ряженных в розовое блондинок, ни агрессивных абреков на дорогих иномарках. Там ничего этого не было и я сочувствовал Шмуле всей душой. Из явных плюсов на ум приходил лишь отличный
