задам этот вопрос.
— Это дочь моих опекунов?
— Нельзя мне такие вещи рассказывать, — вздохнула она, и я не стала допытываться. — Тебя к нам направили из дома ребенка “Лучик”, это в Автозаводском районе. Пойдем, позвоню им сама, чтобы ты не вламывалась и не пугала малышей.
Мы вернулись в директорский кабинет, где Тамара Федоровна расспрашивала о моих делах, заварила нам чай, а после при мне звонила в учреждение, где я провела первые годы своей жизни. А из моей головы не выходили мысли об опекунах, ведь дома я никогда не видела фотографий Алии, ни разу ее не упоминали в разговорах. И еще не выходила из головы мысль, неужели они взяли меня из-за того, что я родилась в день смерти их дочери? Светлана и Семен даже в церковь не ходили, были рассудительными, я бы не сказала, что они сентиментальны или суеверны.
— Спасибо, Мария Петровна, с меня причитается, — директриса улыбалась, глядя поверх моей головы. — Так, сейчас они посмотрят в архиве и перезвонят.
Мы еще некоторое время болтали о делах детского дома, о судьбе некоторых моих однокашников. Так я узнала, что одна из моих соседок по комнате покинула стены дома двумя годами позже меня — забеременела в 16 и вышла замуж. Ребенок другой теперь сам стал воспитанником Тамары Федоровны, но ему недавно нашли приемных родителей, готовых таскаться ради него по судам. Еще одной проблемой усыновления является наличие живых родственников у ребенка, которые могут заявить свои права на него и суд всегда встает на сторону биологических родителей, бабушек и дедушек, теть и дядь, порой даже несмотря на то, что у них нет условий, какие малышу могли бы дать опекуны. Сестры и братья тоже не в почете — по закону их нельзя разделять.
— У этой системы много минусов, — рассуждала директриса, — много хороших девчонок и мальчишек, которых могли бы забрать. Если с запретом на разделение братьев и сестер я согласна, то бесповоротного лишениях родительских прав не хватает. Ты никому не рассказывай мои откровения, хорошо? Но вот порой попадает к нам ребеночек, даже относительно здоровенький, им заинтересовывается хорошая семья, но перед ними встает проблема в виде непутевой мамаши. Чтобы усыновить необходимо судиться, а если взять просто под опеку, то рано или поздно она объявится, чтобы восстановиться в правах. И ее восстановят же, если она не совсем, конечно, конченная. Но кому от этого хорошо? Чаще всего никому.
Ее монолог прервал телефонный звонок, а у меня сердце подпрыгнуло, ведь задуманное мной дело двигалось. Но тон, с каким Тамара Федоровна ответила, мне показался странным.
— Слушаю, — мне был знаком ее рабочий образ, из которого в эту встречу она вышла для меня. — Боже… — бордовые явно накрашенные самостоятельно ногти забарабанили по столу, — ну что поделать? Везите.
Положив трубку, она еще некоторое время смотрела в окно.
— Ой, Акылай, прости, что я на тебя иногда срывалась, — такого я не ожидала, — ты пойми, работа в детском доме очень трудная, и вы, дети, не подарки. Я очень волновалась за тебя, потому что, объективно, у тебя отличные данные. Но без должного внимания, а я ведь его оказать каждому не могу, перспективные ребята попадают в очень трудные жизненные ситуации. Вот девочка, — она кивнула на мобильный, — попала к нам в возрасте 15 лет, когда мама скончалась от передозировки наркотиками. Оказалось, что она и дочь свою подсадила. Теперь Наташа регулярно сбегает, где-то по притонам шатается, а затем ее ловит милиция. Я им звоню когда, даже говорить уже ничего не нужно, они номер видят и сразу понимают, что я ее ищу.
Тамара Федоровна сделала еще несколько звонков, после чего мы вместе покинули кабинет. Мы обменялись телефонами, и она пообещала мне написать СМС, когда получит обратную связь от дома малютки. Мы вышли на улицу, когда у главного входа уже разыгрывалась сцена: двое полицейских под руки вели девушку с обесцвеченными волосами и впалыми щеками.
— Вот, солевая ваша, — сказал один из мужчин. — На фудкорте случайно поймали.
— От****тесь! — рявкнула девчушка и рьяно вырывалась, но стражи крепко ее держали. Она попыталась укусить одного, но тот, видимо, действительно хорошо ее знал.
— Ребята скоро приедут, — Тамара Федоровна выглядела смущенной, — можете пока с нами побыть, чтобы она не убежала?
— Ты что, сука старая, — зашипела Наташа, — ты опять? Опять?! Мразь, — она смачно плюнула директрисе прямо на бирюзовую блузку, — блядь старая!
— Успокойся, — холодно одернула ее я, — на тебя смотреть противно.
Я вытащила влажные салфетки и протянула их Тамаре Федоровне, испытывая вину. Хотя до таких оскорблений я не доходила, но тоже крепко и едко отвечала в свое время.
— Пошла ты! Да, блядь, отпусти! — она снова попыталась отбиться от полицейских, но те даже внимания не обращали.
Впятером мы снова вернулись в здание. Мне захотелось поддержать Тамару Федоровну, ведь я должна была ответить на ее доброту. Не только сегодняшнюю, но и за 13 лет, когда я находилась у нее на попечении. Вдруг я увидела все с другой стороны: теперь женщина, казавшаяся мне вселенским злом, в моих глазах стала настоящей, живой. Она смотрела на Наташу с горечью, а не ненавистью, какую я видела в ее взгляде 10 лет назад.
Девочку посадили на диван, один полицейский, — Кирилл, — встал у двери, а другой, — Степан, — у окна. Видимо, уже были прецеденты.
— Да не сбегу я, — буркнула она и отвернулась.
— Наташ, — обратился к ней Кирилл, — мы же не желаем тебе зла, понимаешь? Мы пытаемся уберечь тебя, чтобы ты не подохла в подворотне со своими наркошами.
— А я хочу сдохнуть!
Вскоре приехали люди из социального проекта борьбы с наркозависимостью “Выжить”. Судя по их общению, Наташу они тоже давно знали. Вероятно, она уже не впервые проходила бесплатное лечение, которое они спонсировали. С Тамарой Федоровной подписали соглашение и с переменным успехом увели девушку, пока та выкрикивала оскорбления в их адрес. За дверью уже появились любопытные наблюдатели — дети возвращались с занятий. Мне запомнилась фраза, которую сказал один из волонтеров, когда Наташа снова заявила о намерении умереть:
— Пока мы живы, ты тоже будешь жить.
Тамара Федоровна передала мне сведения из записей дома ребенка “Лучик”: Акай Акаев действительно существовал и работал в 55 отделении милиции Автозаводского района, находящегося рядом со станцией метро Парк “Культуры”. И я направилась туда.
Время уже давно перевалило за полдень, близился вечер. Я ехала снова на такси,