изгнанием арианскаго епископа, и церкви снова перешли в заведование православнаго духовенства. Но, при таких смутах, св. Афанасий не мог возвратиться на свою кафедру. В уповании на Промысл Божий, он ожидал, когда законным путем возвращен будет ему престол. Чрез несколько недель, явился в Александрию военачальник Севастиан с войском, и церкви снова были отобраны у православных, и переданы арианам (дек. 24). А в следующем (359) году прислан был от Императора особый чиновник, нотарий Павел, с указом в пользу Георгия, и для наказания виновных в его изгнании[326].
Более надежды обещал, по крайней мере в начале ход дел на соборах, назначенных, в том же году, в Римини, для западных епископов, и в Селевкии – для восточных, с тем, чтобы помирить две партии, на которыя делилось общество арианское. Вместо соединения, риминские Отцы положили неизменно держаться никейскаго Символа. В Селевкии более ста епископов из полуариан отвергли небольшое число (около 20) арианских епископов, между ними – и Георгия александрийскаго, и обнаруживали, хотя не все, наклонность к сближению с православными, на стороне которых находились здесь одни только египетские. Св. Афанасий внимательно наблюдал за этими движениями[327]. Но лукавством ариан – Урзация и Валента все было приведено к тому, что сперва депутаты того и другаго собора, а потом и прочие епископы, подписали символ, один из худших между арианскими. Отсюда в Церкви еще более произошло смущения.
Внешнее положение Афанасия нисколько не улучшалось. Его все еще искали в пустынях египетских. Сменивший военачальника Севастиана Артемий[328], пользовавшийся особенною доверенностию Констанция, отправился сам с арианскими епископами и с военным отрядом отыскивать его по монастырям. Получив известие, что Афанасий особенно любит иноков тавеннских, Артемий думал найти его в их главном монастыре Пабау. Приплыв к нему рекою, окружил его воинами, допросил иноков, обыскал монастырь, и ничего не нашел. Артемий был, однако же, человек благочестивый. Он просил молитв иноков о себе, и когда те отказались, по заповеди своего настоятеля не молиться с тем, кто имеет общение с арианами, – один молился в их храме[329].
И не одни иноки сохраняли верность своему архипастырю. Люцифер, один из тех трех епископов, которые, за несогласие подписать осуждение Афанасия на миланском соборе, были посланы в заточение, переводимый из места в место, и наконец, посланный в Фиваиду, отправил к Императору апологию за Афанасия, в которой доказывал всю несправедливость его действования в отношении к Святителю александрийскому[330]. К сожалению, раздражительный тон защитника много вредил его цели: впрочем, после всего, что было говорено и писано в защищение св. Афанасия, трудно было ожидать, чтобы и более спокойное защищение могло иметь действие.
Гонению на св. Афанасия положен был конец смертию Констанция (3 ноябр. 361 г.) и указом его преемника Юлиана, которым все, изгнанные в предшествующее царствование, епископы возвращались «в свои города и провинции». Впрочем, этим указом они обязаны были не уважению новаго Императора к православию; потому что возвращались все епископы без различия в их образе мыслей; а еще более потому, что Юлиан тогда же объявил свое покровительство религии языческой. Нет! – Он хотел противопоставить свое правление царствованию Констанция, как отличающееся свободою и терпимостию[331], хотя скоро изменил своему намерению. – Как бы то ни было, – теперь Афанасию открывался свободный путь в Александрию, тем более, что и совместника его не стало[332].
Осьмаго февраля 362 г. получено в Александрию повеление Юлиана о возвращаемых епископах; чрез двенадцать дней, после того, снова вступил в свою Церковь св. Афанасий. Как возрадовались сему верныя чада ея, с которыми шесть лет он был разлучен! Возвращение Афанасия было для них и наградою, за подвиг понесенных страданий, и утешением в предстоящих, не менее трудных, обстоятельствах.
Юлиан издал прямое повеление открыть храмы языческие, и возстановить приношения жертв богам, отобрать у церквей, что передали им прежния императоры от храмов языческих и жрецов. Ненависть к христианству выражалась в каждом письме, которое присылал он в Александрию. Новые начальники области старались оживить умирающее язычество; храм Сераписа наполнился снова поклонниками отвсюду[333]. Язычники были в восторге, когда нашли быка аписа со всеми нужными качествами, – и поспешили уведомить об этом Юлиана, как о добром предвестии для предпринимаемой им войны против персов[334].
Не смущаясь суетными замыслами слепой вражды против христианства, хорошо понимая, что возвратить мир к темным языческим верованиям от света Евангелия невозможно, полагаясь на силу имени Христова, победившую мир, Афанасий спокойно совершал свое дело, и старался утвердить мир и в своем городе и в других церквях. При таком раздражении против христиан, до котораго доведены были язычники Георгием, при покровительстве, или по крайней мере, невнимании правительства ко всяким притеснениям христиан, он не возбудил ни в ком жалоб. Напротив, устраняя всякий повод к оскорблению язычников, он возстановил между разноверными жителями города то согласие, в каком они жили и прежде при нем. «Он примиряет, – говорит св. Григорий Богослов, – друг с другом и с собою мятущихся, не потребовав посредников; освобождает от притеснений терпевших обиды (от Георгия), не разбирая, принадлежит ли кто к его стороне, или к противной»[335].
Труднее было – мирно окончить дело с арианскими епископами, поставленными в Египте. Изгнанные, которых места незаконно они заняли, подобно св. Афанасию, возвратились в свои города, и по всем правам должны были занять свое место. Но и здесь мир не был нарушен. «Он очищает святилище, – говорит св. Григорий, – от корчемствующих святынею христопродавцев, чтобы и в этом быть подражателем Христовым; впрочем, совершает сие не свитым из вервий бичом, но убедительным словом». Когда не поддерживала арианства высшая власть, и не привилось оно к сердцам народа, – ему не на чем было держаться.
Скажем более. В то время, когда Юлиан готов был покровительствовать всякой секте во вред Православной Церкви, и, как воспитанник Евсевия никомидийского[336], призвал к себе стараго друга, Аэция[337], превозносил учение Фотина[338], издевался над тайнами веры христианской, воспрещал вход в училища христианам, – в это время св. Афанасий собирает разсеянные гонением члены Церкви, объясняет недоразумения между единоверными, и стремится утвердить мир в Церквях на непоколебимом основании веры в единосущное и Триипостасное Божество. «Он возстановляет падшее учение, – скажем словами св. Григория, – и снова свободно исповедуется Святая Троица, поставленная на свещнике, и чистым светом единаго Божества осиявающая души всех. Снова дает он законы вселенной; обращает
