– Чтобы проследить, – Варвара собралась с духом. – Чтобы увидеть убийцу, который мог выйти из квартиры… И отдать его вам… Только я случайно заснула…
Игнатьев издал звук, будто футбольный мяч проткнули иглой.
– Ну, знаете… С вашей сыскной жилкой… Занимайтесь лучше театром. И не лезьте куда не следует. Наш договор закончен. Если мне понадобится совет, спрошу у вас. Всего вам доброго, госпожа Ванзарова.
Сухо кивнув, Игнатьев отошел к припаркованной машине, сел и уехал. Даже не взглянув на прощание. Варваре показалось, что ей плюнули в самое сердце. Хотя чего жаловаться: сама виновата. Во всем. Только она сама.
Смартфон сообщил, что с ней хотят говорить. Номер был знаком, хотя еще не попал в список контактов. Варвара нажал на ответ.
– Слушаю вас.
– Доброе утро, Варвара, – голос Зои был спокоен и деловит. – Почему вчера не приехали? Таисия Федоровна вас ждала.
«Потому, что видела ее мертвой», – хотела ответить Варвара. Но вслух сказала:
– Были обстоятельства.
Варвара задрала голову. Даже если Зоя стоит у окна, заметить ее не сможет.
– Могу, – сказала она.
– Постараюсь быть совсем скоро, – и Варвара отключилась.
Ей требовалась передышка. Несколько минут. Чтобы привести мысли в порядок.
Перед встречей с дважды мертвой актрисой.
17
Завтракать на кухне царице не пристало.
Завтрак был накрыт в комнате рядом с гостиной. Большую часть столовой занимал массивный стол, застеленный хрустящей скатертью. Во главе восседала Добронина. Стол был уставлен салатами, над которыми возвышался кувшин апельсинового сока. К столу были придвинуты резные стулья. С одним из них спина Варвары уже познакомилась. По левую руку от Доброниной сидела Октябрина Федоровна в своем кресле, закутанная в черное. Только за ворот заткнута салфетка с ошметками овсянки и сырыми пятнами. Перед старушкой стояла пустая тарелка со следами каши и недопитый стакан с молоком. Голова ее была опущена, санитарная маска касалась салфетки. В столовой стоял крепкий аромат духов.
Царственным жестом Варваре указали на место.
Она пошла к правой части стола, обходя угол. Под ногой что-то хрустнуло, будто тонкое стекло.
– Простите, – невольно сказала Варвара.
– Зоя! – рявкнула актриса. – Почему пол не подметен? А ну живо мне…
В руках помощницы появились швабра и совок с длинной ручкой. Она проворно замела мусор.
– Прости, Тася, за всем не уследишь, – сказала Зоя, вынося швабру и совок.
Вслед ей погрозили кулаком.
– Избаловалась! Смотри у меня… А ты чего стоишь?
Одолев стул, Варвара села как примерная первоклашка.
– Извините…
– На первый раз прощаю, но запомни, у меня порядок таков: сказано – должно быть сделано. – Добронина подвинула к ней чистую тарелку, настоящий «веджвуд», и положила вилку с ножом старинного серебра, настоящий «линден»[8]. – Кушать будешь?
Варвара не чувствовала ни голода, ни жажды.
– Спасибо, я позавтракала, – сказала она, не отводя взгляд.
С утра пораньше Добронина боролась за красоту. Щеки и лоб были густо облеплены кружками огурцов и раздавленной клубникой, между которыми размазаны полоски сметаны. Волосы актрисы стягивала шелковая косынка. Чтобы не запачкаться. Игнатьев был прав: ползавтрака на лице.
– Экая ты ранняя, – доброжелательно сказала Добронина. – Хорошо, что дрыхнуть не любишь, у меня не поспишь… Молодец, Митеньке понравилась, говорит: ты нам подходишь… Бойкая, говорит, такая… Но чтоб больше не смела ослушаться… Не потерплю! Ну, говори, согласна ко мне идти?
Счастье само шло в руки. Оставалось согласиться. Варвара облизнула губы.
– Не уверена, что смогу справиться.
Добронина так удивилась, что со скулы свалился кружок огурца.
– Это еще что такое?
– Не могу оставить аспирантуру, надо дописать кандидатскую, с осени у меня начнутся лекции.
В ответ раздалось фырканье.
– Лекции! Велика беда! Ну, отпущу тебя на твои лекции…
– Я никогда не работала завлитом.
– Подумаешь, велико умение: пьесы читать.
– Мой выбор вам может не понравиться, – сказала Варвара. С чего вдруг проснулось желание спорить и возражать? Добронина не виновата, что она вчера обозналась.
Актриса зацепила вилкой кусок помидорины, отправила в рот и не спеша прожевала. Овощ хрустел на зубах, будто черепа врагов.
– Это хорошо, что ты такая разумная… Не бросаешься с головой… Значит, будет толк… А не справишься, так всегда выгоню. У меня с этим просто… Согласна?
Отступать было некуда. На сегодня потерь достаточно.
– Таисия Федоровна, давайте сделаем так: до вашего прихода в театр осталось два дня. Подготовлю репертуар, вы посмотрите. Тогда примем окончательное решение…
Добронина перестала жевать и уставилась прямым, немигающим взглядом.
– Да ты, кажется, боишься чего-то? А ну говори напрямик.
– Мне надо разобраться, – сказала Варвара и вовремя добавила: – С собой.
– Ах, вот оно что, – актриса понимающе кивнула. – А я было подумала… Эх, милая, бояться мне надо…
– Что-то случилось? – слишком резко спросила Варвара. – Опять призраки прошлого?
– Хуже, голуба, хуже, – Добронина печально вздохнула, как монарх, погибающий на троне. – Был еще один знак… Прямо как сегодня утром…
– Вы говорите: знак? – из вежливости уточнила Варвара.
– Именно… Знак дурной… Сидим мы с Зоей, завтракаем, вдруг звонок, она открывает, а к нам гости: полиция. Дескать, получили сообщение, что я умерла. Представляешь? Такой подарок с утра…
– Могли… ошибиться. Беспокоятся о вас…
Добронина фыркнула.
– Полиция? Беспокоится? Обо мне? С какой такой радости! Да они и знать про меня не знают… Нет, голуба, это смерть вокруг меня ходит, знаки подает… Ну, ничего… Справимся…
Лучше было промолчать. Знак так знак, она ни при чем. Варвара заметила, что старушка смотрит на нее исподлобья. Глаза были живые и быстрые. Как у ожившей мумии. Стало неприятно. Варвара принялась рассматривать голубой рисунок на тарелке.
– Таисия Федоровна, предполагаете, кто может желать вашей смерти?
