Я вновь смотрю в стакан. Тело Ганского с ринга исчезает, вместо него появляется шест и стерва в прикиде ринг-герл. Моргаю — и вот она уже без прикида, крутится на нем, держа ноги под углом в сто восемьдесят градусов. Не знаю, что там себе представляет Ганский, но пить и жрать он перестал и полностью развернулся к Александре.
— А ты выступаешь где-нибудь?
— Уже давно нет. Демонстрирую мастерство лишь в особых случаях.
Сейчас я близок к тому, чтобы вытащить ее зашкирку из-за стола за то, что у меня на глазах пудрит мозги моему другу и партнеру. Устроила здесь мастер-класс от стрипухи-гейши. Я бы, наверное, так и сделал, если в этот момент ее телефон не разразился оглушительным «Ты же каблук, ты же каблук» (трек T-killah & Дневник хача - Каблук — прим. автора)
— Извините, нужно отойти, — бормочет Александра, поднявшись, прикладывает телефон к уху и быстро ретируется в сторону туалетных кабинок.
— Сейчас вернусь, — под недоуменный взгляд Ганского я поднимаюсь и иду следом. Плевать, что он там подумает, я ему шкуру спасаю.
Александру я перехватываю в коридоре между женским и мужским туалетами. Она расхаживает из стороны в сторону и что-то быстро тараторит по-английски. При виде меня ее зрачки расширятся, и прежде чем она успевает гневно заверещать, я забираю у нее телефон и сбрасываю вызов.
— Ты рехнулся, Люци? — сверкая глазами, стерва смотрит на мою ладонь с зажатым мобильным. — Я разговаривала.
— Ты очень убедительно произносила мое имя, когда я трахал тебя у стены в своем офисе. Если для того, чтобы ты нормально ко мне обращалась нужно непременно засунуть с тебя член, я это сделаю.
Ей мои слова не нравятся. Очень. Блядь, какой кайф видеть, как ее потрясывает от гнева. Пусть хотя бы ненадолго побудет в моей шкуре, лживая сучка.
— Ищешь повод снова заняться за мной сексом? Извини, этого больше не будет, Лю-ци. Было немного скучновато, и желания повторить у меня нет. Надеюсь, у твоего друга с фантазией получше.
Корпус ее трехглазого начинает трещать в моей руке. Сука. Сука. Сука. Оттого, как она кончала, у меня на члене пожизненные гематомы остались, а ей скучно было?
Я перехватываю ее руку и, едва не сбив с ног выходящего из туалета дрища, заталкиваю ее внутрь.
— Ты чего делаешь? — шипит стерва.
— Собираюсь обеспечить тебе полчаса скуки на моем члене.
Я вообще не шучу. У меня от злости и стояка предобморочное состояние. Блядь, как можно так ее ненавидеть и хотеть одновременно?
Александра хмурит брови, дышит часто и тяжело, отчего платье на ее груди натягивается. Даже несправедливо, что у такой стервы настолько идеальные сиськи. Не будь мы в туалете — я бы и их затрахал.
— Ты видимо рехнулся, если думаешь, что ты хотя бы пальцем до меня дотронешься, — сейчас ее голос звучит твердо, без издевательств и заигрывания, отчего мне на мгновение становится не по себе. Но это лишь на мгновение, потому что я слишком хорошо помню, как она умеет водить за нос.
— И что делать будешь? — уточняю, указывая глазами на закрытый замок.
— Закричу.
Проигнорировав эту угрозу, я шагаю к ней, и едва ее грудь упирается в мою, а одубевший от напряжения член вжимается ей в ногу, она делает это. Начинает орать так, что у меня закладывает уши. Гребаная свихнувшаяся сирена.
Мои барабанные перепонки не выдерживают столь высоких децибел, и в попытке спасти слух, я отступаю назад. Визг почти сразу же стихает, а Александра, отдышавшись, смотрит на меня почти с презрением:
— Не думай, что я шучу. Еще раз попробуешь ко мне прикоснуться — будешь завидовать Дедпулу, потому что я твое лицо в фарш собственными ногтями покромсаю.
Это отрезвляет, причем каким-то самым дерьмовым способом. Не стаканом Антипохмелина, а ведром ледяной воды, выплеснутой в лицо.
— Ганского оставь в покое. Он мой друг, поэтому ищи себе других идиотов.
— Как скажете. — Она издевательски округляет рот. — Ой, вот только я же больше на тебя не работаю и плевать хотела на все, что ты скажешь.
Я вздыхаю и на секунду прикрываю глаза, чтобы подавить острое желание прижать ее к стене.
— Я тебя предупредил.
— И что ты сделаешь, Люци? — бросает Александра через плечо, поворачивает замок и выходит из туалета, оставив мне свой телефон, возрожденный стояк и океан злости.
Когда я возвращаюсь за стол, Ганский сидит за ним один.
— Где она?
— Саша? Взяла сумку и пошла в туалет. Сказала, что это срочно.
Я выкладываю на стол айфон Александры, туда же кладу наличку и хлопаю приятеля по плечу.
— Поеду я. Настроение говно, тебе вечер портить не буду.
— Уверен? Смотри сам, конечно. Александре передать что-нибудь?
Ага. Что она сука.
27Саша
— Не хочешь завтра в Парке Горького прогуляться с утра, Саш? — Ника забирает у меня Анюту, которая последние десять минут кривила рот и пинала меня своими крохотными пятками, намекая, что ей пора перекусить. Говорю же— вылитая я. — Поболтаем, мороженое поедим.
Она оттягивает топ, извлекая из его выреза молочный бидон, и подталкивает к нему головку моей племянницы. Я невольно сглатываю. Боже, у меня когда-нибудь такие будут? Это не молочная кухня, это целый производственный комбинат. Понятно, почему Макс как бешеный пес вечно с повисшей слюной ходит.
— Извини, я не могу. Я на работу вроде как вышла.
Ника округляет глаза до размера собственных сосков и удивленно переспрашивает:
— Что, опять?
Между прочим, мало приятного, когда члены твоей семьи искренне изумляются, что ты работаешь. Как будто я какая-то легкомысленная dragonfly(стрекоза- перевод с англ)
— Предложил приятель моего бывшего босса, — при упоминании Люцифера нос непроизвольно кривится. — Ему нужна временная ассистентка, пока сотрудница в отпуске, и он пообещал платить хорошие деньги.
— Не думала, что тебе нужны деньги.
Я тоже не думала до своей последней вылазки в ЦУМ. Тогда я была так зла на себя и Серова, что потратила чуть больше, чем обычно. Ну, как чуть больше… Кэрри Брэдшоу повесилась бы на своих колготках, когда увидела, сколько пар обуви я себе приобрела. Это была какая-то шопоголическая истерия с элементами амнезии. Очнулась я только когда сидела в такси в завалах коробок и пакетов. Хорошо, что папа по совету мамы установил лимит на мою карту. Черт, кажется, я все-таки легкомысленная dragonfly.
— Считай это актом независимости.
— А почему ты к деду работать не хочешь пойти? — Ника стреляет в меня озорным взглядом. — Максим говорит, что у него в офисе отличные зарплаты.
